В Страшный день, когда нечистая сила особенно вольна гулять по земле и творить, что ей вздумается, чтобы обезопасить себя, крестьяне должны были совершать особые охранные обряды.
Так, на дворе складывали колья, собранные с Красной горки, где они ставились накануне, в Мясоед (чтобы загадывать желания). Сверху старики трясли солому, пожертвованную из своих постелей, а после, знахарка от принесенных печных углей разжигала костер, и считалось, что в нем сгорят без следа беды и недуги.
Крестьянский фольклор никогда не был «карамельным», а в этот день и вовсе, из него добывались самые страшные истории, которые, перемешанные со сказками, щедро повествовались детям ближе к сумеркам.
Вот одна из них, записанная в XIX веке:
«В прежние времена такие истории случались, что только подумаешь, так кожу обдирает.
— Ты, дядя Василий, поди, много знаешь страшного-то? Расскажи, пожалуйста.
Какое много, но кое-что знаю.
Расскажи, Василий Александрович.
Ну, ладно, расскажу вот я про своего родителя, как он у меня Святки проводил да с лешим шушукался. Дело было в Святки на пятой день Рождества Христова. Он же был мельник, вот и вздумал запустить мельницу на Васильев день, крестьянам муки помолоть. Оделся в шубу и пошел. У нас в тот вечер была посиделка, ребята ему и кричат: мол, не ходи, дядя Александр, смотри, леший шапкой по голове помажет. Как это они сказали, он и говорит: «Я лешему сама рога переломаю». А мать моя услышала с печи и закричала: «перекрестись, прежде чем на мельницу входить, Лександр, нешто забыл, ведь Святки теперь, мало ли что может наблазниться?» Отец же был немножко выпивши, изругал нас всех трусами и пошел на мельницу. Идет себе и в ус не дует, не верю, что может меня леший поблазнить. Выходит за деревню, подходит к баньке на краю деревни и только хотел пройти мимо, как вдруг двери в бане как хлопнет, так что вся баня-то и запрыгала. Он и подумал, что это, наверно, банника леший донимает, и решил его выручить. Подошел к бане и хотел было отпереть задвижку, но не тут-то было. Никак дверь не подается, хоть ногой он толкал, потом плечом в дверь уперся. Да дверь трещит, но не отворяется — и все тут. Вдруг отец слышит, что леший-то стонет, и думает: «Погоди, я тебя уважу», — и давай опять плечами дверь поддевать. Опять слышит: леший хрипит от натуги, но поддается, дверь не отпускает. Отец плюнул и пошел дальше, только на прощание сказал: «Ужо, леший, я по шее-то тебе накостыляю». Приходит на мельницу, вынул из-под колес и машин подставки и сел покурить, как ни в чем не бывало. Вдруг слышит, что под мельницей кто-то свистеть, да так резко, как рожок нашего пастуха Ваньки. Свистит это он, леший, а отец усмехается: «Свисти, я ведь не испугаюсь». Посвистал, посвистал да и замолчал. А затем как набрал воздуха в легкие да как дунет в машины мельницы, решил их крутить вместо воды. А машины-то, машины как замахают, так что страшно стало. Ну и полез отец с мельницы-то долой, чтобы не придавило колесом-то мельничным. Вспомнил наконец отец мой, что он лешего можно «отговориться», и давай читать заклятье на лешего: «На море, на океане, на острове Буяне лежит бел, горюч камень Алатырь, на том камне, Алатыре, стоит крест, крестом крест человек родился, крест водрузился, а сатана связался, Бог прославился. Замыкаю свой заговор семьюдесятью семью замками, семьюдесятью семью цепями, бросаю ключи в Океан море, под бел горюч камень Алатырь. Кто мудреней меня взыщется, кто перетаскает песок из всего моря, тот освободит лешего». Только заговор отец проговорил, леший заскрежетал зубами и давай опять пыхать в себя воздух. А отец в то время успел-таки запереть мельницу. «Ну, теперь. — думает, — леший, я с тобой хоть в рукопашную пойду». Только это подумал, как вдруг леший подбежал да как схватит у него с башки шапку — и нет его. Приходит отец домой, а жена спрашивает, где шапка-то. «Леший унес». Все захохотали и умолкли. Отец себе лег на печку, да и думает: «Как это я прозевал, когда леший шапку у меня стащил». Встал утром да и налаживается в Вологду ехать, купить себе новую шапку. У него опять мать моя спрашивает, куда он шапку девал. «Да леший унес, я ведь говорил тебе». Все стали расспрашивать, как это такая оказия случилась. Ну он им и рассказал. Отец решил, что не придется ему больше носить шапку. Думал, если леший унес, так не отдаст никогда. Но не тут-то было. Поехал он в мясное заговенье к теще барана доедать по старому обычаю, подъезжает к Бревновскому забору, глянь, а на заборе шапка его висит.
Неужто это правда, дядя Василий?
А что мне врать-то? Ведь не деньги брать».
Начинали с серьёзных, познавательных - об окружающем мире и природе, о труде земледельца, увлекаясь переходили на предметы домашнего обихода, которые в загадке вдруг представали совершенно в ином виде, освещались иным светом, парадоксально сближаясь с разными вещами или явлениями и т.п.
По синему пологу золотое просо рассыпано. (Звёзды на небе.)
Сито свито, золотом покрыто, кто взглянет, всяк заплачет. (Солнце.)
Сильнее солнца, слабее ветра, ног нет, а идёт, глаз нет, а плачет. (Туча.)
В лес дорога, на пупке тревога, внутри ярмарка. (Улей.)
Нос долог, голос тонок,
Летит – кричит, сядет – молчит.
Цари его боятся, короли страшатся,
Кто его убьёт, тот свою кровь прольёт. (Комар.)
Четыре уха, а перье не сосчитать. Без рук, без ног, а рубашку просит. (Подушка.)
Обязательно находился кто-то из взрослых – любитель задавать шуточные вопросы. Ребята постарше уже знали ответы и редко попадали впросак, а младшие то и дело отвечали неправильно или вовсе запутывались, что вызывало весёлый смех.
Что у Бориса впереди, а у Глеба позади? (Буква «б».)
Без чего человеку жить нельзя? (Без имени.)
В каком году люди едят более обыкновенного? (В високосный.)
Где свету конец? (В тёмной горнице.)
На какой вопрос нельзя ответить «Да»? (Ты спишь?)
Какая разница между попом и Волгой? (Тот – батюшка, а Волга – матушка.)
Сидело семь галок. Я выстрелил, троих убил. Много ли осталось? (Три, остальные улетели.)
У семерых братье по одной сестре. Много ли всех? (Восемь.)
Несла бабка на базар сто яиц, одно (а дно) упало. Сколько осталось в корзине яиц? (Ни одного, т.к. упало дно.)
Развлекая и пугая детей историями, их в этот день окружали доброй заботой и молитвами, чтобы уберечь от сил зла. Пошло же это, как память о несчастных младенцах, «в Вифлееме Иродом избиенных».
Кроме царя Ирода, опасных для малышей существ было великое множество. Это не только всем известный бука. Кроме самых разнообразных лихорадок, вред детям могли нанести специальные духи, охотящиеся за ними: бага - горбатое существо, похищающее детишек; бадай - хромое, немое и безрукое существо, которое тоже может утащить ребенка, если он один выйдет за ворота; бирюк - страшилище, которое соединяет в своем облике черты человека и животного - волка или медведя; вова, игоша, кока или коканко, полудница и полуночница - духи, вызывающие детскую бессонницу, которая сопровождается беспокойством и криком; криксы-ночницы, рохля и так далее. Чтобы защитить ребенка от этих духов, в колыбельку клали обереги - краюшку хлеба, цветок чертополоха, особую косточку из головы поросенка или рыбы, которая имеет форму монетки. Но наибольшие проблемы доставляли духи, которые не давали ребенку спать по ночам. В постельку девочке помещали пряслице и веретено, а мальчику - маленький лук и стрелу и читали специальный заговор: «Стану я, благословясь, пойду, перекрестясь, - из двери в двери, из ворот в ворота. Три зари: ты, заря Мария, ты, заря Марина, ты, заря Маримьяна. По этим зарям не хаживати, моего раба Божьего (имя) не буживати. Не тобою оно положено, не тобою оно разбудится. Хотя придешь - вот тебе лук и стрела (прялка и веретено) и забавляйся с ними». Под люльку клали еще топор и серп, поскольку острая сталь была оберегом от всей нечистой силы.
Пока родители занимались с детьми, молодые люди проводили время на посиделках. Святочные гуляния продолжались, и даже Страшный день и предполагаемый разгул нечисти не мешали парням и девушкам веселиться. Как говорит народная вера, смех и дружная компания в такое время могли защитить людей.
Существовали для этого дня и особые приметы на погоду. В частности, говорили, что если дует северный ветер, а облаков на небе нет, то скоро начнутся морозы.
Бабайкам - нет!
ОтветитьУдалитьСпасибо за предупреждение