пятница, 8 июля 2016 г.

Жан де Лафонтен и его басни


Жан де ЛАФОНТЕН (La Fontaine) - французский поэт, прославившийся как баснописец.

Начало литературной деятельности

Жан де Лафонтен родился 8 июля 1621 в маленьком городке Шато-Тьерри (Франция), в семье провинциального чиновника. Лафонтен с детства имел непокорный и дерзкий характер. Отец его служил королевским лесничим, и Лафонтен провёл детство среди лесов и полей. Затем отец отправил его изучать право в парижскую семинарию "Оратуар", однако юный Жан увлекался по большей части философией и поэзией.

Вернувшись в отцовское имение в Шампани, он в 26 лет женился на 14-летней Мари Эрикар. Брак оказался не самым удачным, и Лафонтен, презрев семейные обязанности, в 1647 отправился в Париж с намерением полностью посвятить себя литературной деятельности, где и прожил всю жизнь среди друзей, поклонников и поклонниц его таланта; о семье своей он совершенно забыл, годами не видясь женой, время от времени пописывая ей письма. Между тем из его переписки с женой становится ясно, что он сделал её поверенной своих многочисленных романтических приключений, ничего от неё не скрывая. Что при этом чувствовала бедная Мари, предположить нелегко. Лишь изредка, по настоянию друзей, ездил на короткое время на родину. На своих же детей он так мало обращал внимания, что, встретившись в одном доме со своим взрослым сыном, не узнал его.

Эпиграмма на узы брака
Жениться? Как не так! Что тягостней, чем брак? 
На рабство променять свободной жизни блага! 
Второй вступивший в брак уж верно был дурак, 
А первый - что сказать? - был просто бедолага. 

Рассказывают такой анекдот. Однажды супруга зашла в его кабинет и застала мужа рыдающим над рукописью. На вопрос о причине горя муж прерывающимся голосом прочитал главу из повести, в которой герой не может соединиться со своей любимой. Жена Лафонтена тоже зарыдала и стала просить:
— Сделай так, чтобы они все-таки были вместе!
— Не могу,— ответил супруг,— я пишу еще только первый том.

Лафонтен вёл активную светскую жизнь, предаваясь развлечениям и любовным интригам, продолжая получать доход с наследственной должности "хранителя вод и лесов", которой лишился в 1674 году по приказу министра Кольбера.

В Париже молодой поэт пришёлся ко двору, сблизившись с кружком молодых литераторов, называвших себя "рыцарями Круглого стола" и считавших высшим авторитетом Жана Шаплена, одного из основателей классицистской доктрины. Под влиянием друзей он перевел комедию Теренция "Евнух" (1654). Интерес к театру сохранился у него на всю жизнь, но подлинное призвание он нашел в малых поэтических жанрах. Его сказки и басни, наполненные яркими образами, пользовались неизменным успехом. Басни Лафонтена замечательны своим разнообразием, ритмическим совершенством, а также глубоким реализмом. Впоследствии некоторые басни Лафонтена были талантливо переведены на русский язык И. А. Крыловым.

В 1658 ему удалось обрести покровителя в лице министра финансов Фуке, которому поэт посвятил несколько стихотворений - в том числе поэма "Адонис" (1658), написанная под влиянием Овидия, Вергилия и, возможно, Марино, и знаменитая "Элегия к нимфам в Во" (1662), и который назначил поэту крупную пенсию. Став на время «официальным» поэтом Фуке, Лафонтен взялся за описание принадлежавшего министру дворца в Во-ле-Виконт.

замок Во-ле-Виконт (Vaux le Vicomte)
Поскольку пришлось описывать ещё не завершённый архитектурно-парковый ансамбль, Лафонтен построил свою поэму в форме сновидения (Songe de Vaux). Однако из-за опалы Фуке работа над книгой была прервана. После падения Фуке Лафонтен в отличие от многих не отрекся от опального вельможи. В 1662 году поэт позволил себе вступиться за своего покровителя в адресованной королю оде (l’Ode au Roi), а также в «Элегии к нимфам Во» (L'elégie aux nymphes de Vaux). Этим поступком он, по-видимому, навлёк на себя гнев Кольбера и короля, из-за чего в 1663 ему пришлось отправиться в кратковременное изгнание. По возвращении в Париж он завоевал расположение герцогини Бульонской - хозяйки салона, где собирались аристократы, оппозиционно настроенные по отношению ко двору, потом, когда последняя умерла, и он вышел из её дома, он встретил своего знакомого д’Эрвара (d’Hervart), который предложил ему поселиться у него. «Я как раз туда и направлялся», гласил наивный ответ баснописца.

Версия о том, что в 1659—1665 годах Лафонтен поддерживал приятельские отношения с Мольером, Буало и Расином, выглядит сомнительной. В числе друзей Лафонтена определённо были принц Конде, Ларошфуко, мадам де Лафайет и др.; только к королевскому двору он не имел доступа, так как Людовик XIV не любил легкомысленного, не признававшего никаких обязанностей поэта. Это замедлило избрание Лафонтена во Французскую академию, членом которой он стал только в 1684 году. В ходе «спора о древних и новых» Лафонтен не без колебаний встал на сторону первых.

Издание первого сборника

В 1665 Лафонтен издал свой первый сборник "Рассказы в стихах", а затем "Сказки и рассказы в стихах". «Сказки» начали выходить еще с 1664 года. В первый сборник вошли две сказки — «Джокондо» (Joconde) и «Побитый и довольный рогоносец»; первая из них, основанная на одном из эпизодов поэмы Ариосто «Неистовый Роланд», вызвала оживленную литературную полемику. Последующие выпуски «Сказок» публиковались в 1665, 1671 и 1674 годах. Сюжеты их Лафонтен черпал из Боккаччо, сборника «Сто новых новелл» и у античных писателей. В представлении Лафонтена важнейшей особенностью жанра должно было стать стилистическое и сюжетное разнообразие. Изящная шутливость и гривуазная откровенность этих коротких новелл звучали как своеобразный протест против утвердившегося в придворной среде ханжества. Из всех сказок наиболее фривольный характер носили «Новые сказки», которые спровоцировали многочисленные упреки в непристойности. Это вызвало недовольство Людовика XIV: публикация "Сказок" во Франции была запрещена, а сам поэт подвергся притеснениям.

иллюстрации к повести «Любовь Психеи и Купидона»
Весьма рискованной по содержанию считалась также "Любовь Психеи и Купидона" (1669) - прозаическая повесть со стихотворными вставками, написанная по мотивам вставной новеллы из романа Апулея "Золотой осел". Интересно, что одновременно со сказками Лафонтен работал над сочинениями благочестивого характера, отчасти отмеченными влиянием янсенизма, в том числе над «Поэмой о пленении Св. Малха» (Poème de la captivité de saint Malc, 1671) .

"Басни"

Кто-то однажды сказал о баснях Лафонтена "Это корзина прекрасных вишен: хочешь выбрать лучшую, а кончится тем, что корзина будет пуста".

Сам баснописец говорил, что привыкнуть можно ко всему на свете, даже к жизни.
— Грешники, участь которых все оплакивают, рано или поздно привыкают и начинают чувствовать себя в аду как рыба в воде,— говорил он.

В меду тонет больше мух, нежели в уксусе.
Вдвойне приятно обманывать обманщика.
Выведи, мой друг, меня сперва из затруднения, а нравоучение ты и потом прочтешь.
Знатные люди в большинстве своем — театральные маски.
Из врагов наших часто следует бояться больше всего самых малых.
Издали — нечто, вблизи — ни что.
Истинное величие состоит в том, чтобы владеть собою.
Каждый льстец живет за счет того, кто его слушает.
Любовь, любовь, когда ты овладеваешь нами, можно сказать: прости, благоразумие!
Мы встречаем свою судьбу на пути, который избираем, чтобы уйти от нее.
На крыльях времени уносится печаль.
Нет ничего опаснее невежественного друга.
Путь, усыпанный цветами, никогда не приводит к славе.
Скрывать что-либо от друзей опасно; но еще опасней ничего от них не скрывать.
Терпение и время дают больше, чем сила или страсть.

Значение Лафонтена для истории литературы заключается в том, что он создал новый жанр, заимствуя внешнюю фабулу у древних авторов (в первую очередь — Эзопа и Федра; кроме того, Лафонтен черпал из «Панчатантры» и некоторых итальянских и латинских авторов Возрождения). Оставаясь до 1672 под покровительством герцогини Буйонской и желая доставить ей удовольствие, Лафонтен стал писать "Басни", которые назвал "пространной стоактной комедией, поставленной на мировой сцене". В 1668 году появились первые шесть книг басен, под скромным заглавием: «Басни Эзопа, переложенные на стихи г-ном де Лафонтеном» (Fables d’Esope, mises en vers par M. de La Fontaine). Именно в первый сборник вошли знаменитые, переложенные впоследствии И. А. Крыловым «Ворона и Лисица» (точнее, «Ворон и Лис», Le Corbeau et le Renard) и «Стрекоза и Муравей» (точнее, «Цикада и Муравьиха», La Cigale et la Fourmi). Второе издание, включавшее уже одиннадцать книг, вышло в 1678 году, а третье, с включением двенадцатой и последней книги — в конце 1693 года. Первые две книги носят более дидактический характер; в остальных Лафонтен становится всё более свободным, соединяет дидактику с передачей личного чувства.

Madame de la Sablière
Избрав своей новой патронессой маркизу де ла Саблиер, которая отличалась вежливостью, весёлостью, остроумием и учёностью (она изучала физику, математику и астрономию), и дав королю "обещание образумиться", поэт в 1684 был избран членом Французской Академии. Под влиянием мадам де Саблиер Лафонтен в последние годы жизни преисполнился благочестия и отрёкся от наиболее легкомысленных своих сочинений. Этому не помешала достаточно свободная интерпретация "доктрины": Лафонтен, всегда отличавшийся независимым характером, подвергал сомнению понятие безупречной правильности как закона красоты и защищал "вольности" в стихосложении. Вместе с тем, он не выходил за рамки классицистской эстетики, целиком принимая такие ее принципы, как строгий отбор материала, ясность выражения мысли, прозрачность поэтической формы, внутреннюю гармонию произведения. В 1687 Лафонтен активно вмешался в спор "древних и новых", написав "Послание епископу Суассонскому Юэ", где оспаривал взгляды Перро и Фонтенеля: в частности, критиковал их мнение о превосходстве французский нации и утверждал, что все народы в равной мере талантливы.

Ворона и Лисица
Фрагмент памятника Лафонтену в Париже
скульптор П. Корейа, 1983
"Басни" Лафонтена отличаются поразительным разнообразием, ритмическим совершенством, умелым использованием архаизмов, трезвым взглядом на мир и яркой образностью. Подобно другим баснописцам, поэт часто использовал олицетворения, опираясь при этом на национальную традицию. Так, уже в средневековом "Романе о Лисе" волк воплощал алчного и вечно голодного рыцаря, лев был главой государства, лис - самым хитрым и пронырливым среди обитателей животного царства. В одной из самых своих известных басен - "Мор зверей" - Лафонтен с помощью олицетворения создал панораму всего общества: звери исповедуются в грехах, чтобы выбрать наиболее виновного и принести его в искупительную жертву богам. Лев, тигр, медведь и прочие хищники признаются в кровопролитии, насилии, вероломстве, но нести наказание за всех приходится ослу, повинному в краже пучка травы с монастырского поля. Еще одним средством обобщения поэт считал аллегорию: в программной басне-трактате "Желудок и Органы тела" он уподобляет королевскую власть желудку - прожорливому, но необходимому для нормальной жизни тела, а в басне "Дровосек и Смерть" показывает крестьянина, который, изнемогая под непосильным бременем налогов, барщины и солдатских постоев, все же отказывается от "освобождения", ибо человек любые страдания предпочитает смерти. Особого внимания заслуживает отношение Лафонтена к "морали", которая является настолько естественным выводом из изображенной ситуации, что нередко вкладывается в уста одного из персонажей. Сам поэт утверждал, что басня должна воспитывать лишь тем, что знакомит читателя с миром. Отказ от назидания находится в явном противоречии с поучительным характером басни, который считался неотъемлемым признаком жанра со времен Эзопа. Через сто лет Жан Жак Руссо, уловив этот глубинный "имморализм", восстал против того, чтобы басни Лафонтена давали читать детям, для которых они, впрочем, никогда и не предназначались.

«The Pack Saddle»Второй вариант картины существует в Эрмитаже
French School XIX century «The artist's studio»
В 1732 Пьер Хубер Сюблейра (1699 – 1749), знаменитый французский художник и портретист, пишет полотно "Навьюченное седло" по мотивам басни Лафонтена о том, как осёл женскую верность хранил. Герой басни — художник, который безумно ревновал свою жену. Каждый раз, уезжая даже ненадолго из дома, он рисовал осла на интимном месте у жены, наивно полагая, что картинка непременно сотрется во время любовных игр, если благоверная надумает ему изменить. А стало быть, боясь разоблачения, наверняка постарается сохранить верность до его прибытия. Однако счастливым соперником оказался другой художник. И, хотя изображение осла стёрлось, но любовник перед этим успел тщательно скопировать его на лист бумаги. Вот только, перерисовывая осла обратно на тело, он не удержался от того, чтобы не навьючить на него седло. Ну, вы поняли, с каким намёком («дорогой друг, я навьючил твоего вола»).


Неразрешимая задача

Добившись благосклонности одной дамы, герцог Филипп Добрый так пленился ее золотыми волосами, что основал в их честь Орден Золотого Руна.
(Из старинной хроники)

Один не столько злой, сколь черномазый бес, 
Большой шутник, охотник до чудес, 
Помог влюбленному советом. 
Назавтра тот владел любви своей предметом. 
По договору с бесом наш герой 
Любви пленительной игрой 
Мог до отказа насладиться. 
Бес говорил: "Строптивая девица 
Не устоит, ты можешь верить мне. 
Но знай: в уплату сатане 
Не ты служить мне станешь, как обычно, 
А я тебе. Ты мне даешь наказ, 
Я выполняю самолично 
Все порученья и тотчас 
Являюсь за другими. Но у нас 
Условие с тобой - одно на каждый раз: 
Ты должен быстро говорить и прямо, 
Не то прощай твоя красотка дама. 
Промедлишь - и не видеть ей 
Ни тела, ни души твоей. 
Тогда берет их сатана по праву, 
А сатана уж их отделает на славу". 
Прикинув так и сяк, вздыхатель мой 
Дает согласие. Приказывать - не штука, 
Повиноваться - вот где мука! 
Их договор подписан. Наш герой 
К своей возлюбленной спешит и без помехи 
С ней погружается в любовные утехи, 
Возносится в блаженстве до небес, 
Но вот беда: проклятый бес 
Торчит всегда над их постелью. 
Ему дают одну задачу за другой: 
Сменить июльский зной метелью, 
Дворец построить, мост воздвигнуть над рекой. 
Бес только шаркнет, уходя, ногой 
И тотчас возвращается с поклоном. 
Наш кавалер счет потерял дублонам, 
Стекавшимся в его карман. 
Он беса стал гонять с котомкой в Ватикан 
За отпущеньями грехов, больших и малых. 
И сколько бес перетаскал их! 
Как ни был труден или долог путь, 
Он беса не смущал ничуть. 
И вот мой кавалер уже в смятенье, 
Он истощил воображенье, 
Он чувствует, что мозг его 
Не выдумает больше ничего. 
Чу!.. что-то скрипнуло... Не черт ли? И в испуге 
Он обращается к подруге, 
Выкладывает ей, что было, все сполна. 
"Как, только-то? - ему в ответ она. - 
Ну, мы предотвратим угрозу, 
Из сердца вытащим занозу. 
Велите вы ему, когда он вновь придет, 
Пусть распрямит вот это вот. 
Посмотрим, как пойдет у дьявола работа". 
И дама извлекает что-то, 
Едва заметное, из лабиринта фей, 
Из тайного святилища Киприды, - 
То, чем был так пленен властитель прошлых дней, 
Как говорят, видавший виды, 
Что в рыцарство возвел предмет забавный сей 
И Орден учредил, чьи правила так строги, 
Что быть в его рядах достойны только боги. 
Любовник дьяволу и молвит: "На, возьми, 
Ты видишь, вьется эта штука. 
Расправь ее и распрями, 
Да только поживее, ну-ка!"

Захохотал, вскочил и скрылся бес. 
Он сунул штучку под давильный пресс. 
Не тут-то было! Взял кузнечный молот, 
Мочил в рассоле целый день, 
Распаривал, сушил и в щелочь клал и в солод, 
На солнце положил, а после - в тень: 
Испробовал и жар и холод. 
Ни с места! Прóклятую нить 
Не разогнешь ни так, ни эдак. 
Бес чуть не плачет напоследок - 
Не может волос распрямить! 
Напротив: чем он дольше бьется, 
Тем круче завитушка вьется. 
"Да что же это может быть? - 
Хрипит рогач, на пень садясь устало. - 
Я в жизни не видал такого матерьяла, 
Тут всей латынью не помочь!" 
И он к любовнику приходит в ту же ночь. 
"Готов оставить вас в покое, 
Я побежден и это признаю. 
Бери-ка штучку ты свою, 
Скажи мне только: что это такое?" 
И тот в ответ: "Сдаешься, сатана! 
Ты что-то быстро потерял охоту! 
А я бы мог всем бесам дать работу, 
У нас ведь эта штучка не одна!" 

илл. Umberto Brunelleschi к басням Лафонтена
Лафонтен пробовал свои силы и в жанре естественнонаучной поэмы, популярном в эпоху Возрождения и восходящем к Лукрецию. Его «Поэма о хинном дереве» (Poème du Quinquina, 1682) читается как своеобразная реклама нового лекарственного средства (завозить кору в Европу начали именно в середине XVII века при содействии Людовика XIV).

В 1688 Маргарита де Сабльер удаляется в богадельню, дающую приют неизлечимым больным. Тем не менее, она по-прежнему обеспечивает проживание Лафонтена. Поэт сближается с принцем Франсуа-Луи де Бурбон-Конти. Некоторое время Лафонтен встречается со скандальной госпожой Ульрих.

В 1691 постановка оперы Лафонтена «Астрея» (L'Astree) на музыку Коласса терпит провал. В середине декабря 1692 г. Лафонтен тяжело заболевает и несколько месяцев не встает с кровати. Он совершенно падает духом, особенно когда узнает о болезни драгоценной покровительницы госпожи де Сабльер. Лафонтен теряет вкус к жизни и мирским утехам. Маргарита де Сабльер умирает 8 января 1693 г.

Послание мадам де ла Саблиер
Теперь, когда я стар, и муза вслед за мной 
Вот-вот перешагнет через рубеж земной, 
И разум - факел мой - потушит ночь глухая, 
Неужто дни терять, печалясь и вздыхая, 
И жаловаться весь оставшийся мне срок 
На то, что потерял все, чем владеть бы мог. 
Коль Небо сохранит хоть искру для поэта 
Огня, которым он блистал в былые лета, 
Ее использовать он должен, помня то, 
Что золотой закат - дорога в ночь, в Ничто. 
Бегут, бегут года, ни сила, ни моленья, 
Ни жертвы, ни посты - ничто не даст продленья. 
Мы жадны до всего, что может нас развлечь, 
И кто так мудр, как вы, чтоб этим пренебречь? 
А коль найдется кто, я не из той породы! 
Солидных радостей чуждаюсь от природы 
И злоупотреблял я лучшими из благ. 
Беседа ни о чем, затейливый пустяк, 
Романы да игра, чума республик разных, 
Где и сильнейший ум, споткнувшись на соблазнах, 
Давай законы все и все права топтать, - 
Короче, в тех страстях, что лишь глупцам под стать, 
И молодость и жизнь я расточил небрежно. 
Нет слов, любое зло отступит неизбежно, 
Чуть благам подлинным предастся человек. 
Но я для ложных благ впустую тратил век. 
И мало ль нас таких? Кумир мы сделать рады 
Из денег, почестей, из чувственной услады. 
Танталов от роду, нас лишь запретный плод 
С начала наших дней и до конца влечет. 
Но вот уже ты стар, и страсти не по летам, 
И каждый день и час тебе твердит об этом, 
И ты последний раз упился б, если б мог, 
Но как предугадать последний свой порог? 
Он мал, остатний срок, хотя б он длился годы! 
Когда б я мудрым был (но милостей природы 
Хватает не на всех), увы, Ирис, увы! 
О, если бы я мог разумным быть, как вы, 
Уроки ваши я б использовал частично. 
Сполна - никак нельзя! Но было бы отлично 
Составить некий план, не трудный, чтоб с пути 
Преступно не было при случае сойти. 
Ах, выше сил моих - совсем не заблуждаться! 
Но и за каждою приманкою кидаться, 
Бежать, усердствовать, - нет, этим всем я сыт! 
"Пора, пора кончать! - мне каждый говорит. - 
Ты на себе пронес двенадцать пятилетий, 
И трижды двадцать лет, что ты провел на свете, 
Не видели, чтоб ты спокойно прожил час. 
Но каждый разглядит, видав тебя хоть раз, 
Твой нрав изменчивый и легкость в наслажденье. 
Душой во всем ты гость и гость лишь на мгновенье, 
В любви, в поэзии, в делах ли - все равно. 
Об этом всем тебе мы скажем лишь одно: 
Меняться ты горазд - в манере, жанре, стиле. 
С утра Теренций ты, а к вечеру Вергилий, 
Но совершенного не дал ты ничего. 
Так стань на новый путь, испробуй и его. 
Зови всех девять муз, дерзай, любую мучай! 
Сорвешься - не беда, другой найдется случай. 
Не трогай лишь новелл, - как были хороши!" 
И я готов, Ирис, признаюсь от души, 
Совету следовать - умен, нельзя умнее! 
Вы не сказали бы ни лучше, ни сильнее. 
А может, это ваш, да, ваш совет опять? 
Готов признать, что я - ну как бы вам сказать? - 
Парнасский мотылек, пчела, которой свойства 
Платон примеривал для нашего устройства. 
Созданье легкое, порхаю много лет 
Я на цветок с цветка, с предмета на предмет. 
Не много славы в том, но много наслаждений. 
В храм Памяти - как знать? - и я б вошел как гений, 
Когда б играл одно, других не щипля струн. 
Но где мне! Я в стихах, как и в любви, летун 
И свой пишу портрет без ложной подоплеки: 
Не тщусь признанием свои прикрыть пороки. 
Я лишь хочу сказать, без всяких "ах!" да "ох!", 
Чем темперамент мой хорош, а чем он плох.

Как только осветил мне жизнь и душу разум, 
Я вспыхнул, я узнал влечение к проказам, 
И не одна с тех пер пленительная страсть 
Мне, как тиран, свою навязывала власть. 
Недаром, говорят, рабом желаний праздных 
Всю жизнь, как молодость, я загубил в соблазнах. 
К чему шлифую здесь я каждый слог и стих? 
Пожалуй, ни к чему: авось похвалят их? 
Ведь я последовать бессилен их совету. 
Кто начинает жить, уже завидев Лету? 
И я не жил: я был двух деспотов слугой, 
И первый - праздный шум, Амур - тиран другой. 
Что значит жить, Ирис? Вам поучать не внове. 
Я даже слышу вас, ответ ваш наготове. 
Живи для высших благ, они к добру ведут. 
Используй лишь для них и свой досуг, и труд, 
Чти всемогущего, как деды почитали, 
Заботься о душе, от всех Филид подале, 
Гони дурман любви, бессильных клятв слова - 
Ту гидру, что всегда в людских сердцах жива.

Во время болезни Лафонтен много читает. Вспомнив свое увлечение теологией в молодости, он принимается за Евангелия и перечитывает их многократно. Проникшись божественными истинами, он просит встречи со священником. Его посещает молодой аббат Пуже, и они беседуют о вере и религии почти две недели кряду. Лафонтену не дает покоя вопрос существования рая и ада. Автор фривольных рассказов задумывается, грозит ли ему вечное наказание и может ли он считаться грешником. Узнав об опасениях поэта, Пуже прилагает все усилия, чтобы убедить его публично отречься от своих «нечестивых» рассказов («сказок»). 12 февраля 1693 г. Лафонтен выражает раскаяние за свои рассказы перед лицом делегации Академии, специально прибывшей к нему. По совету аббата Лафонтен уничтожает только что законченное сочинение, обещает прожить остаток жизни в молитве и благочестии и писать отныне только религиозные сочинения.

К маю болезнь отступила, и Лафонтен может вновь посещать заседания Академии. Он держит обещание, данное аббату, и переводит с латинского поэму «Судный день» (ее автором принято считать итальянца Томмазо да Челано). Текст перевода будет зачитан на торжественном заседании Академии по случаю избрания де Лабрюйера. Легкий и изящный стиль поэта оставляет приятное впечатление, несмотря на то, что сюжет ее не так весел, как в «Джокондо» или «Побитом и довольном рогоносце». В сентябре 1693 г. выходит в свет 12-я книга басен. Поэт посвящает ее юному герцогу Бургундскому, внуку Людовика XIV.

Через некоторое время после смерти госпожи де Сабльер грустный и больной Лафонтен принимает приглашение (1694) давних друзей, четы д’Эрвар, с которыми познакомился еще на службе у Фуке, и переезжает к ним. В доме д’Эрвар Лафонтен не прожил и года, но этот последний год его жизни был полон событиями. Он часто ходит в Академию, где его авторитет неуклонно растет. Поэт активно участвует в подготовке первого издания Словаря французской академии, вышедшего в августе 1694 г. Лафонтен даже находит время съездить навестить жену в Шато-Тьерри. Это их последняя встреча...


Болезнь вновь дает о себе знать в начале 1695 г. Однажды февральским вечером, по дороге из Академии Лафонтену стало плохо. Вернувшись домой, он пишет грустное письмо своему верному другу Мокруа. Мокруа, как может, поддерживает его и пытается приободрить: «Если Богу будет угодно вернуть тебе здоровье, надеюсь, ты приедешь провести остаток дней со мной и мы будем часто беседовать о милосердии господнем». Лафонтен умер 13 апреля 1695 г. на семьдесят четвертом году жизни. Во время приготовлений к похоронной церемонии обнаружилось, что тело поэта истерзано власяницей, которую тот, без сомнения, носил уже давно. Похоронили Лафонтена на кладбище Сент-Инносан.

Марк Шагал. Иллюстрация к басням Лафонтена
Благодаря Лафонтену литературный жанр басни значительно расширяет свои творческие возможности. Его опытом и приёмами в дальнейшем смогли воспользоваться все последующие баснописцы, в том числе и русские поэты XVIII – начала XIX века. У Лафонтена учились и Сумароков, и Хемницер, и Измайлов, и Дмитриев, и даже знаменитый Крылов. Народное содержание басен объединяет этих двух авторов, творивших в разное время и завоевавших, благодаря своему творчеству, мировую славу. Сам Пушкин восхищался «Сказками» Лафонтена, считая их вершиной достижений шутливой западноевропейской поэзии.

"Молочница", 1816
История фонтана «Девушка с кувшином»
В 1808–1810 годах Александр I отдал распоряжение начать благоустройство того участка, где раньше была Катальная гора. Работой руководил садовый мастер И. Буш и архитектор Л. Руска. Между Большим прудом и Гранитной террасой был склон, который оформили в виде зеленых уступов, были проложены дорожки, а устье бокового канальца превратили в фонтан (проект инженера А. Бетанкура). В этот момент и возник замысел декорировать эту территорию парка скульптурами. Но фигура «Молочницы» появилась здесь лишь летом в 1816 году. Статую изготовил известный в то время скульптор П. П. Соколов. Источником сюжета послужила басня Лафонтена «Молочница, или Кувшин с молоком».

Удобно и легко одета,
Кувшин на голову поставив с молоком,
В короткой юбке, чуть не босиком,
Спешила в город на базар Перетта.
Себя мечтой веселой окрыляя,
Молочница решила молодая,
Что будет поставщик на деньги тароват:
«Куплю тогда яиц и выведу цыплят,
У дома, во дворе, их выкормлю прекрасно,
Лисица к ним залезть попробует напрасно;
Я все обдумала хитро, умно и тонко;
Продав цыплят, куплю, конечно, поросенка,
Чтоб вырастить свинью, расходов будет грош,
Ведь поросенок мой и крупен, и хорош,
А денег за него я получу не мало.
Хотела бы я знать, что мне бы помешало
Не нагружать себе напрасно кошелька,
А выбрать в городе корову и бычка,
Мне будет за труды достойная награда
Смотреть, как прыгают они средь стада».
Тут прыгнула она сама так высоко,
Что, уронив кувшин, разлила молоко.
К нему прибавились и новые утраты:
Погиб бычок, свинья, корова и цыплята.
С отчаяньем, полна тоски,
Она глядит на черепки,
На молока погубленного лужу,
Боясь предстать разгневанному мужу.
Все это в басню вылилось потом.
Под именем «Кувшина с молоком».
Кто думал только о делах насущных,
Не строя замков на земле воздушных?
Мечтателей везде и всюду тьма,
Одни по глупости, другие от ума.
Все грезят наяву; мечтать отрадно нам:
Нас сладостный обман возносит к небесам.
Мечтаньям нашим нет предела и конца:
Для нас все почести, все женские сердца!
Я в одиночестве, как все, мечтаю,
Храбрейшему я вызов посылаю,
В мечтах я уж король, народами любимый,
Все новые венцы беру, непобедимый, —
Доколе жизнь безжалостной рукой
Меня не пробудит, вернувши облик мой.

Перевод Б. В. Каховского

ллюстрация к басням Ж. де Лафонтена.
Художник Ж. Эффель
Пушкин и Лафонтен

В стихотворении «Городок», отзываясь о своих любимых книгах, Пушкин в шутливом тоне пишет и о французском писателе. Лафонтен для него — прежде всего автор басен, которые входили в программу лицейского обучения. Здесь заметно также восприятие Лафонтена сквозь призму поэзии рококо:

И ты, певец любезный,
Поэзией прелестной
Сердца привлёкший в плен,
Ты здесь, лентяй беспечный,
Мудрец простосердечный,
Ванюша Лафонтен!


Памятник плавленому сырку «Дружба»
в 2015 году демонтирован
Крылов и Лафонтен

В 1805 году молодой И. А. Крылов показал выполненный им перевод двух басен Лафонтена: «Дуб и трость» (Le Chene et le Roseau) и «Разборчивая невеста» (La Fille) известному поэту И. И. Дмитриеву, который одобрил его работу. В январе 1806 года басни были напечатаны в первом номере журнала «Московский зритель»; так начался путь Крылова-баснописца. Проблеме адаптации сюжетов басен Лафонтена Иваном Андреевичем Крыловым посвятил один из последних своих докладов выдающийся русский филолог Сергей Аверинцев.

Басни Лафонтена в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»

«Кот» по гороскопу, М. Булгаков, вероятно, сознательно декорировал свой роман аллюзиями на басню Лафонтена «Кошка, превращенная в женщину»: «Гони природу в дверь — она влетит в окно!» (пер. Н. Карамзина). Маргарита то «царапается тихо», то «соображает, какие именно окна квартиры Латунского», чтобы влететь в них. Мотив кошки-ведьмы, использованный Н. Гоголем («Майская ночь», 1831), был близок и А. Дружинину («кошачьи манеры» Полиньки Сакс (1847). «И я хочу в подвал» (гл. 24), — заявляет Мастер.

Поэт Рюхин (гл. 6) «обогрел у себя на груди змею» (Лафонтен, «Le villageois et le serpent»), а профессор Кузьмин (гл. 18) видит «черного котенка-сироту» («Вы любите кота? Любите: он ведь сирота», — А. Измайлов. «Черный кот», 1824). В басне И. Крылова «Щука и Кот» «дело мастера боится», а его же «Демьянова уха» стилизована в «грибоедовском» разговоре литераторов Амвросия и Фоки (гл. 5).

"Азазелло и голова", Елена Мартынюк
Оппозиция головы и ног (Берлиоз), головы и внутренностей (буфетчик Варьете), наряду с ключевым словом «члены МАССОЛИТа», может восприниматься как напоминание о лексике А. Сумарокова в его переводе басни Лафонтена «Les membres et l'estomac»:

Член члену в обществе помога...
Все члены и сама безмозгла Голова
Покоятся во гробе

(«Голова и члены», 1762).

Елена Мартынюк
В «Сне Никанора Ивановича» (гл. 15) звучит фраза артиста-следователя: «Вот какие басни Лафонтена приходится мне выслушивать». Ведь подбросить могут «ребенка, анонимное письмо, прокламацию, адскую машину...», но не валюту. Аргументы в пользу отказа от денег напоминают басню И.Крылова «Скупой» (1825):

Пей, ешь и веселись
И трать их без боязни!


Именно наличие басенных источников объясняет неточное изложение конферансье «Скупого рыцаря»: барон якобы умер «от удара на своем сундуке с валютой и камнями». У И. Крылова:

Скупой с ключом в руке
От голода издох на сундуке —
И все червонцы целы.


"Встреча", Елена Мартынюк
Идиллико-апокалипсическая «сказка» Лафонтена «Филемон и Бавкида» в переводе И. Дмитриева (1805), по нашему мнению, повлияла на изображение судьбы Мастера и Маргариты (Юпитер — Воланд):

«Чета! иди за мной», — сказал отец судьбины. —
Сейчас свершится суд: на родину твою
Весь гнева моего фиал я пролию...


Смерть в одночасье — благо для героев М. Булгакова. У И. Дмитриева:

О, если бы при том и гений смерти нас
Коснулся обоих в один и тот же час.


Елена Мартынюк
Повесть Лафонтена «Любовь Психеи и Купидона» пронизывает булгаковский роман: в нем есть и своя прогулка литераторов в Версале (по аллеям Патриарших прудов), и тема света и мглы, и похождения женщины в запредельном мире, и даже неповторимый закат в конце. У Лафонтена Акант (Расин) предлагает друзьям полюбоваться засыпающей природой: «Аканту дали возможность не торопясь насладиться последними красотами дня». У М. Булгакова: «Группа всадников дожидалась мастера молча» (гл. 31). Сопоставление этих двух шедевров — тема особой работы еще и потому, что возникает вопрос о «Душеньке» (1783) И. Богдановича. Так, поза Маргариты на окне (гл. 20), когда она «сделала задумчивое и поэтическое лицо», дразня «борова», пародирует уже не Лафонтена, а испытавшего его несомненное влияние Л. Толстого («Война и мир», т. 2, ч. 3, гл. III): «Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь?»

Елена Мартынюк
«Цепочка» людей, охваченных смехом или скорбью, о которой, перефразируя Платона, говорят герои Лафонтена, появляется и у А. Чехова («Студент», 1894): «И ему казалось, что он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой». В «Мастере и Маргарите», благодаря выкрикам Никанора Ивановича («знатока» басен), «тревога передалась в 120-ю комнату, где больной проснулся и стал искать свою голову, и в 118-ю, где забеспокоился неизвестный мастер и в тоске заломил руки, глядя на луну... Из 118-й комнаты тревога по балкону перелетела к Ивану, и он проснулся и заплакал» (гл. 15).

Лафонтен, Расин, Дюма

Очевидно, что «басни Лафонтена» стали одной из связующих нитей, которая объединила русскую классику с мировой, указала путь в лабиринтах интертекста.


В 2006 Даниэль Винь (Франция) снял интересный художественно-биографический фильм "Жан де Лафонтен – вызов судьбе", в котором мы встречаемся с Лафонтеном в период его парижской жизни, который очень скоро станет переломным в его творчестве. Далеко в провинции живут его жена и дети, о которых восходящая литературная звезда Жан вспоминает крайне редко; сейчас он занят судьбой своего покровителя Фуке, которого арестовали, а ведь именно он покрывал все карточные и другие долги Лафонтена. Он ищет участия у своих ближайших друзей: Мольера, Буало и Расина, к которым благоволит король и просит их помощи. Но помощь неожиданно приходит к нему в лице герцогини Бульонской: она увлеклась творчеством Лафонтена, и под ее влиянием он начал писать то, что станет его настоящим призванием - басни. В фильме использованы переводы басен Лафонтена, сделанные Иваном Крыловым, Александром Сумароковым, Ольгой Чуминой, Андреем Зариным.

2 комментария: