КалейдоскопЪ Праздников: 18 марта - 145 лет Парижской коммуне

Свобода, ведущая народ (Свобода на баррикадах).
Фердинан Виктор Эжен Делакруа. 1830. Лувр, Париж

День Парижской коммуны отмечается трудящимися мира в ознаменование победы 18 марта 1871 года первой пролетарской революции, продержавшейся 72 дня. Решение отмечать 18 марта как первую успешную попытку рабочих захватить политическую власть было принято 20 февраля 1872 Генеральным советом 1-го Интернационала. Любопытно, что много позже, в 1920-м, вождь мирового пролетариата В. И. Ленин на заседании Коминтерна напомнит коллегам о предстоящем полувековом юбилее – но речь зайдёт отнюдь не о программе праздничных мероприятий! Согласно источникам, Ильич прямо скажет: «К этому времени, товарищи, Франция станет советской республикой!» Вот и гадай теперь – он просто аплодисменты сорвать хотел, или как сказал в 1918 Александр Блок:
Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем,
Мировой пожар в крови —
Господи благослови!?
Ну, да ладно…

Народ, то — день великий твой!
Ты избежал тогда засады.
Пусть вспомнят камни мостовой,
Как здесь сложили баррикады!
Воспоминанье оживет...
Какая выпала нам карта!
Ведь нас в грядущее ведет
День восемнадцатого марта!

Рычали яростно полки,
Измену генералов чуя,
И голытьба, сжав кулаки,
Отбила пушки, негодуя.
И укрываться от суда
Пришлось правителям-вампирам...
Свисали вольно повода...
Париж чреват был новым миром.

То был твой день, безвестный люд,
День синеблузой диктатуры!
Ее впервые создал труд,
Ей стены удивлялись, хмуры.
Да, ты прославлен на века,
Штаб пролетариев, которым
Стал достопамятный ЦК,
Что дал отпор парламентерам!

И толпы к ратуше стеклись...
Там, жизнерадостный и юный,
Париж, чьи дети поднялись,
Провозгласит свою Коммуну...
И пушки заревели с круч:
Мы разгромим буржуазию!
И солнца выглянувший луч
Ласкал народную стихию...

О, как цвела тогда весна!
Как этим утром, в Жерминале,
Будя народы ото сна,
Знамена красные сияли!
Сверкая в синих небесах,
Лоскутья-флаги золотели,
И даже в мрачных рудниках
Призывно отблески алели.

Эжен Потье

франко-прусская война 1870-1871 гг.

Возникновение Парижской Коммуны (La Commune de Paris), или революционного правительства, сформированного в Париже во время событий 1871 года, было закономерным историческим явлением. Причина – глубокие социальные противоречия внутри французского общества, которые резко обострились в результате поражения Франции во франко-прусской войне 1870-1871 годов.

В августе 1870 года Бисмарку удалось спровоцировать Наполеона III на войну – и менее чем через месяц пруссаки пленили французского императора, обезглавив тем самым государство… Буквально на следующий день в Париже произошли волнения – Наполеона объявили низложенным, Францию – республикой, а депутаты организовали «временное правительство народной обороны». Надо сказать, с обороной не заладилось – французская армия терпела одно поражение за другим. С республикой тоже вышло неладно – в каких-то городах парижских депутатов поддержали, в каких-то – не очень; везде царил хаос; столица митинговала… а тем временем её обложили войска кайзера. (Примечательно, что ровно за 2 месяца до Коммуны – и в королевском Версале! – Бисмарк объявит об объединении Германии и создании Второго рейха!)

"Тьер-историк" карикатура Андре Гилла, 1867 г.

В феврале было сформировано новое правительство Франции - Национальное собрание: вошли, преимущественно, столичные радикальные демократы, отчасти – социалисты, консервативная провинция прислала монархистов – а во главе оказался ставленник крупной буржуазии Луи Адольф Тьер, будущий президент. (В советскую историографию он войдёт исключительно как «кровавый карлик»).

жители Парижа помогают затащить 2 орудия
национальной гвардии на Монмартр

Первого марта пруссаки вошли в Париж – правда, всего на пару дней; они уйдут, как только французское Национальное собрание ратифицирует катастрофический мирный договор… Произнеся примирительную речь, Тьер занялся наведением порядка… Ответом революционных сил было создание Республиканской федерации Национальной гвардии, которую возглавил Центральный Комитет. Существенную роль в событиях играла парижская национальная гвардия – невзирая на кратковременность войны, в неё успели навербовать триста тысяч человек! Причём, все они получали пайку от казны (таким образом, это было своего рода социальным мероприятием) – более того, немцы потребовали разоружить гарнизон – но не гвардейцев; правда, чтобы не дразнить победителей, артиллерию уберут с глаз долой. Значительная часть окажется на высотах Монмартра – именно здесь вскоре всё и начнётся!..

В ночь на 18 марта, последовала попытка правительства Тьера обезоружить пролетарские районы столицы и арестовать членов ЦК Национальной гвардии, которая провалилась. Правительство в панике бежало из Парижа в Версаль.

С обеих сторон был продемонстрирован, как сказали бы сейчас, «верх непрофессионализма»: вроде бы, спрятанную от пруссаков артиллерию почти никто не охранял – но и правительственные войска явились с голыми руками… Сообразив, что катить уже фактически захваченные пушки несподручно, пошлют за лошадьми, – тем временем, к месту происшествия сбегутся национальные гвардейцы… после непродолжительных переговоров начнётся всеобщее братание! (Правда, с некоторыми исключениями – командовавший войсками генерал Леконт прикажет открыть огонь по мятежникам – и будет поставлен к стенке собственными солдатами… вместе со случайно попавшимся под горячую руку бывшим командующим национальной гвардии генералом Клеман-Тома…) Дальше – больше: воодушевлённые своим успехом федералисты и сочувствующие захватывают казармы, типографию, ратушу, над которой взвилось красное знамя, банк… в общем, всё подряд – Центральный комитет национальной гвардии объявляет о приходе к власти Коммуны… Как вы думаете, каковы были первые решения? Разумеется, об отсрочке платежей по квартплате и векселям… (Любопытно, что, взяв банк, восставшие так и не поймут, что буквально сидят на трёх миллиардах – ещё тех – франков!)

26 марта состоялись выборы в Совет Коммуны Парижа. Первое заседание Совета прошло 28 марта 1871 года под председательством Прудона Белэ. А на следующий день новый муниципалитет был официально переименован в «Парижскую коммуну».

"С образованием совета коммуны, центральный комитет, действовавший в качестве временного правительства, должен был бы прекратить своё существование; но он не захотел отказаться от власти. В умственном отношении совет коммуны стоял выше комитета, но и он оказался не на высоте своего призвания, представлявшего большие трудности. Среди членов совета не было ни даровитых военачальников, ни испытанных государственных людей; до тех пор почти все они действовали лишь в качестве агитаторов. Из ветеранов революции в совете коммуны заседали Делеклюз и Феликс Пиа.

Первый из них, якобинец, после всех перенесённых им испытаний, представлял собой только развалины. Пиа, даровитый публицист, но чистый теоретик, совершенно запутавшийся в противоречиях, обуреваемый безграничным тщеславием и в то же время трусливостью, совершенно не подходил к той крупной роли, которая выпала ему на долю. Из всех фракций, представленных в совете коммуны, наиболее серьёзным элементом явились 19 членов международной ассоциации.

Мари-Эдуард Вальян

Самыми выдающимися из них были Варлен, Вальян, Малон и Франкель. Они лучше других понимали социальный вопрос, действовали с наибольшим благоразумием и, за немногими исключениями, держались вдали от преступлений коммуны; из их среды вышла большая часть самых дельных администраторов коммуны.

Карл Маркс, который из Лондона и словом, и делом помогал коммунарам, назвал Парижскую коммуну первым в истории примером диктатуры пролетариата, что было всё-таки натяжкой. Новая власть отражала интересы разных социальных слоев, в т.ч. и мелкой буржуазии. Бланкисты — самая крайняя социально-революционная фракция того времени — имели в ратуше около 20 мест; верные своему учению, они представляли собой элемент, не останавливавшийся ни перед каким насилием; самый выдающийся из этой группы — Эд (Eudes). Наряду с ними заседали в совете коммуны и самые ярые ораторы парижских клубов революционно-якобинского направления. В числе их были даровитые, но беспочвенные мечтатели:

Vermorel и Veuillot

Теофиль Ферре

живописец Курбе, Верморель, Флуранс, Валлес, остроумный хроникер бульварной прессы. Преобладали в этой группе — и это признают сами коммунары, остающиеся верными своим прежним идеалам — уличные болтуны, честолюбцы без знания людей и истории; среди них наиболее выдавались Рауль Риго и Ферре. Некоторые члены совета коммуны принадлежали к подонкам общества.


Елизавета Дмитриева (1851—1918)	Анна Васильевна Корвин-Круковская (1843-1887).

В числе коммунаров были граждане Российской империи — Елизавета Лукинична Кушелева-Томановская-Дмитриева-Давыдовская (в девичестве Кушелева), о которой будущий соратник Скобелева и военный министр Алексей Куропаткин говорил: «Лиза была выдающейся красоты девушка, с благородным образом мыслей и способностью говорить образно и пылко... Проникнутая идеями службы в пользу народа, она непрерывно доказывала мне необходимость оставить военную службу и идти в народ...», обеспечивала контакты Коммуны с Генеральным Советом Интернационала и пожертвовала на дело светлого будущего свое немаленькое наследство – шестьдесят тысяч рублей, а Анна Васильевна Корвин-Круковская (дочь генерал-лейтенанта В. В. Корвин-Круковского, замужем за французским журналистом, революционером-бланкистом, участником Парижской коммуны Виктором Жакларом) была членом Комитета бдительности XVII округа Парижа.

При таком пестром составе совета коммуны, деятельность его в сфере управления и даже защиты Парижа, по признанию самих коммунаров, представляла картину розни и разброда. В совете образовалось несколько партий, которые всякими правдами и неправдами поддерживали своих, раздавая им высшие должности. Даже члены совета, которые вообще с самоотвержением служили делу коммуны, отвергали услуги лиц дельных, способных и испытанных, если только они не принадлежали к их партии. Совет коммуны был одновременно и законодательным корпусом, и высшим правительственным установлением. В качестве последнего он распадался на 10 комиссий. Главное руководительство всеми отраслями управления возложено было на исполнительную (экзекуционную) комиссию из 7 членов, в числе которых были Пиа, Эд и Вальян. Затем образованы были комиссии военная, финансов, юстиции, общественной безопасности, народного продовольствия, публичных работ, народного просвещения, внешних сношений, труда и обмена (échange). Членами последней комиссии были Малон, Франкель, Тейсс, Авриаль и Жерарден — все рабочие и члены международной ассоциации. Заведование делами чисто городскими распределено было между членами совета по округам, представителями которых они являлись. Жалованье, которое получали чины коммуны, не должно было превышать 6000 франков, но фактически оно, большей частью, было значительно меньше. Вообще во всем, что касалось денежной стороны дела, правительство коммуны проявило большую честность. В области социальных реформ правительство коммуны не имело определенной программы, так как в совете проявились три равносильные, но существенно различные социально-политические течения: коммунизм (бланкистов), прудонизм и якобинизм; наконец, приходилось считаться и с интересами мелкой буржуазии, которая сражалась в рядах федералистов. Единственный акт, в котором излагается общая программа коммуны — её «Декларация к французскому народу» от 19 апреля (так называемое завещание коммуны) — не идет дальше общих мест, представляющих отклик прудоновских изречений.

21 апреля был утвержден следующий состав комиссий Коммуны:

Военная комиссия – Делеклюз, Тридон, Авриаль, Ранвье, Арнольд;
Комиссия финансов – Белэ, Бийорэ, Виктор Клеман, Лефрансэ, Феликс Пиа;
Комиссия общественной безопасности – Курне, Верморель, Ферре, Тренке, А. Дюпон;
Комиссия продовольствия – Варлен, Паризель, Э. Клеман, Артюр Арну, Шампи.
Комиссия юстиции – Гамбон, Дерёр, Клеманс, Ланжевен, Дюран.
Комиссия труда и обмена – Тейс, Малон, Серрайе, Ш. Лонге, Шален;
Комиссия внешних сношений – Лео Мелье, Шарль Жерарден, Амуру, Жоаннар, Урбен;
Комиссия общественных служб – Остен, Везинье, Растуль, Ант. Арно, Потье.
Комиссия просвещения – Курбе, Вердюр, ЖюльМио, Валлес, Ж. Б. Клеман.

«Домовладелец в дни Парижской Коммуны»
Ж. Пилотель. Литография. 1871.

Что касается отдельных социально-политических мероприятий коммуны, то разрешено было не платить домовладельцам квартирных денег с октября 1870 года по июль 1871 года, отсрочены платежи по векселям, приостановлена продажа просроченных залогов.

Коммуна выдаёт рабочим инструменты,
заложенные во время осады

6 мая постановлено было, что все вещи, заложенные в ломбарде ранее 26 апреля, в сумме не превышающей 20 франков, и состоящие из одежды, белья, мебели, книг и рабочих инструментов, могут быть получены обратно без выкупа. Запрещены были вычеты из заработной платы, ночная работа в пекарнях; определен минимальный размер вознаграждения для лиц, состоящих в услужении; решено при всех подрядах и поставках для города отдавать предпочтение рабочим ассоциациям перед частными предпринимателями. Декрет от 16 апреля передавал производительным ассоциациям все промышленные заведения, покинутые владельцами, причём за последними сохранено было право на вознаграждение. Коммуна признала за незаконнорожденными все права законных детей; декретировала отделение церкви от государства, с прекращением отпуска всяких сумм на духовенство; церковные имущества объявила народной собственностью; делала попытки к введению республиканского календаря; приняла красное знамя. Некоторые из комиссий коммуны функционировали сносно, особенно если принять во внимание необычайную обстановку, при которой они действовали.

Франсуа Журд

Особенно выделялась комиссия финансов, руководимая Журдом, бывшим бухгалтером; в то время как он ворочал миллионами (бюджет коммуны с 20 марта по 30 апреля составлял 26 млн франков), Журд для себя лично ограничивался жалованьем мелкого конторщика, его жена продолжала служить прачкой, а ребёнок посещал школу для бедных. Интересна история французского банка при коммуне. До образования совета коммуны, центральный комитет, не решаясь захватить правительственные кассы, сделал в банке заем в 1 млн франков. В подвалах банка хранилось тогда наличными деньгами, ценными бумагами, вкладами и т. п. около 3 миллиардов франков. Захватом этих сумм коммуна могла бы нанести своим противникам неимоверный вред; но она не имела о них представления. Совет коммуны приставил к банку, в качестве своего комиссара, Белэ, добродушного старого инженера, которого вице-директор банка, де-Плёк, обошёл, представляя ему неверные отчеты. Даже тех сумм, о существовании которых Белэ знал, он решался касаться лишь с большой осторожностью. «Твердыня капитала, — говорит об этом коммунар Лиссагарэ, — в Версале не имела защитников более ревностных, чем в ратуше».

Зефирен Камелина

Хорошо направлялись монетное и почтовое дело: первым заведовал рабочий-бронзовщик Зефирен Камелина, вторым — гравер А.Тейсс, оба — члены международной ассоциации. Несмотря на краткосрочность этого события, революционеры все же успели выпустить собственную валюту. Ею стала 5-франковая монета, которая в настоящее время высоко ценится нумизматами, поскольку были отчеканены всего несколько тысяч образцов. Для чеканки использовалась матрица 1848 года (слева).

Марки слева направо:
- "из Парижа" 1-го тиража
- "из Парижа" исправленного тиража
-"Из Парижа"
-"Из Парижа"
-"В Париж"

Очевидец и историк Парижской Коммуны Лиссагаре писал о событиях того времени после прихода к власти коммунаров: «Директор почты, гравер Тейс, увидел, что вся работа почты дезорганизована, почтовые конторы закрыты, марки спрятаны или расхищены, материалы, штемпеля, кареты украдены, и кассы, разумеется, пусты… . Тейс действовал энергично. Почтовые конторы были открыты, и в течение 48 часов в Париже были восстановлены прием и доставка писем. Ловкие гонцы доходили даже до Сен-Дени и на расстояние до 10 миль вокруг, чтобы бросить в почтовые ящики письма, адресованные в провинцию. Что касается доставки писем в Париж, то она зависела от частной инициативы: были организованы соответствующие частные агентства». Следует отметить, что декретом от 26.04.1871 года был утвержден проект почтовой марки, однако подрядчику - агенству Лорин пришлось уничтожить почти весь уже отпечатанный тираж, так как почта "по ту сторону баррикад" отказывалась принимать корреспонденцию с наклеенными марками с упоминанием Французской республики. Поэтому было решено отпечатать новый тираж и заменить RF (Республика Франция) на безобидное LM (Лорен Мори), т.е. чтобы не было ни малейшего упоминания о Коммуне. Три марки предназначались для оплаты корреспонденции из Парижа, три - для оплаты корреспонденции в Париж. Причем были свои особенности использования марок из Парижа и в Париж. Марки в обе стороны различались по характеру почтового отправления: «IMPRIME»- печатное издание, «LETTER» - письмо и «CHARGEMENT» - заказная корреспонденция. Марки «из Парижа» имели фиксированный номинал и использовались как марка-квитанция. Они имели, под изображением номинала, горизонтальную перфорацию, на почтовое отправление наклеивалась только часть марки с номиналом, а вторая часть оставалась в агентстве и использовалась для расчетов с властями. Марки «в Париж» имели несколько другое оформление, в нижней части которого указывался фиксированный номинал, плюс свободное место, куда от руки заносили размер «договорной» доплаты за вручение почтового отправления.

Занимались доставкой писем и другие частные агентства. Однако о них информации значительно меньше. Еще одно известное агентство открыл владелец писчебумажного магазина господин Эд. Моро (Ed. MOREAU). Он распространял через табачные лавки и почтовые конторы Коммуны, специальные конверты, подававшиеся по цене 15 и 25 сантимов в зависимости от веса письма.

Выпуск Парижской Коммуны агентства Моро

Для оплаты сбора за пересылку почты за пределы Парижа, он выпустил серию марок номиналами 5, 10, 15 и 25 сантимов с надписью «Парижская коммуна – Агентство Моро». Для рекламы своих услуг, на конвертах, которые были предназначены для Парижа, клеилась красная этикетка с буквами «МЕ» в центре и надписью «SERVICE POSTAL. PROVINCE & ETRANCER» - (Почтовая служба. Провинция и заграница.). Следует отметить, что по некоторым сведениям агенство Моро никаких марок не выпускало, а описанные марки - это фантастика 1880-х годов, выпущенная на волне интереса коллекционеров к истории Парижской Коммуны. Однако другие специалисты утверждают обратное. Обычно фантастические выпуски, выпущенные специально для коллекционеров, встречаются в продаже достаточно часто. Чрезвычайная же редкость марок агентства Моро скорее всего подтверждает их подлинность. Все эти марки, наклейки и конверты были редкими уже в 19 веке. Причина этому очень короткий период их обращения. Напомним, что они вводились в обращение декретом от 26 апреля 1871 года, а уже 28 мая 1871 года история Парижской Коммуны была завершена. Но главное способ применения: марки наклеивались только краем и за пределами Парижа срывались, чтобы замаскировать пункт отправления.

Не случайно во всех книгах, посвященных маркам Парижской Коммуны, мы видим, в основном, изображения марок агентства «Лорен». Это связано с тем, что один из владельцев агентства Артур Мори (Arthur Maury) был марочным торговцем. Он прекрасно понимал, какой интерес будут иметь марки Парижской Коммуны позднее. Он сохранил типографские клише марок агентства «Лорин» и впоследствии изготовил с них новоделы. Практически все подлинные марки были уничтожены во время пересылки. До Второй мировой войны в продаже очень редко встречались письма с этими марками, но скорее всего эти уникальные экземпляры не пережили превратностей войны. Нам же остались только иллюстрации не очень хорошего качества. В 1907 году фирма Мори была очень солидным предприятием. Кроме торговли марками она выпускала альбомы, каталоги и журнал по филателии. Офис фирмы занимал огромный дом в очень популярном районе Парижа. Как видно из каталога фирмы Мори за 1907 год, она и в те времена успешно торговала новоделами марок агентства «Лорен».

Кстати, уже после падения Парижской Коммуны были напечатаны фантастические марки для баллонной почты Парижа, которые с успехом продавались коллекционерам. На самом же деле баллонная почта Парижа обходилась обычными почтовыми марками.

Разрушение Вандомской колонны

Разрушенная колонна

Одним из ярких и драматических моментов деятельности Комиссии просвещения был снос Вандомской колонны - парижская «колонна Побед» (прежнее название) Великой армии на Вандомской площади в 1-м округе Парижa, воздвигнутая по декрету Наполеона I от 1 января 1806 года, в память побед, одержанных им в кампанию 1805 года. Известный художник Гюстав Курбе ещё с момента падения Второй империи в сентябре 1870 года высказывался за снос колонны, производящей «впечатление кровавого ручья в мирном саду», и за то, чтобы перенести этот памятник на эспланаду Дома инвалидов и установить на пустынном месте, посещаемом главным образом военными. Во время Коммуны Курбе оказался комиссаром по культуре и был близок к осуществлению своей мечты. Но общественное мнение Парижа требовало полного уничтожения колонны. 12 апреля 1871 года Коммуна, по предложению Ф. Пиа, приняла декрет: «Парижская Коммуна, считая, что императорская колонна на Вандомской площади является памятником варварству, символом грубой силы и ложной славы, утверждением милитаризма, отрицанием международного права, постоянным оскорблением побеждённых со стороны победителей, непрерывным покушением на один из трёх великих принципов Французской республики — Братство, постановляет: Статья первая и единственная. — Колонна на Вандомской площади будет разрушена». 18 мая 1871 года колонна была повалена на землю при огромном стечении народа.

Раз жила-была
Колонна
Вышиною, что гора.
Много было в ней добра
Пушки всякого фасона.
Но Курбе решил:
«А ну,
Я Колонну сковырну!»

Сочинили много правил,
Все готово — лишь ударь.
Везинье, как секретарь,
Мигом протокол составил,
А в дебатах, вопия,
Выступал Феликс Пиа.

С протоколом тем, ликуя,
Побежал Курбе к Риго.
Прокурор сказал: «Ого!
Я декрет опубликую,
Чтобы знал народ про то!
Пусть печать кладет Прото!»

Он явился к депутатам
И сказал: «Мои друзья,
Никакого нет житья
С этим идолом проклятым!
Хорошо бы дядю вспять
За племянничком погнать!»

О такой узнав затее,
Все предместья и места
Закричали: «Красота!
Императору по шее!
Ах, когда б он раньше знал,
Он туда б не залезал!»

И Коммуна очень скоро
Отвечала: «Мы в момент
Сбросим этот монумент,
Этот памятник позора.
Только как ему слететь,
Чтоб народа не задеть?»

Гренадеры отставные —
Старой гвардии отряд —
С сокрушением глядят
На платочки носовые,
И не мил беднягам свет,
И сморкаться силы нет.

И Курбе ответил скромно:
«Мне известен, например,
Некий честный инженер.
Он легко и экономно
Сбросит к чорту сей массив,
Никого не зацепив!..»

Тьер сказал: «Ясны причины!
Если эта сволочня
Отобрала у меня
Дом, доходы и картины,
Значит, Консулу черед
Вслед за мною настает!»

Три честных республиканца —
Фавр, Пикар, Симон, — дрожа
От такого мятежа,
Закричали: «Оборванцы!
Кровопийцы! Что сказать —
Императора ронять!»

Наконец Двадцать Шестое
Флореаля! День настал —
Все на площадь, стар и мал,
Устремились в резвом строе.
Но гвардейцы среди них
Навели порядок вмиг.

Но народ, что не лукавит,
Заявил: «Пора, пора!..
Эта подлая гора
Полстолетия нас давит!
Свергнем идол, а потом
Сами в гору мы пойдем!»

Со значками депутаты
Появились наконец.
Что ни парень — молодец:
И просты, и не предвзяты.
Вот с кого бы брать пример
Господам из высших сфер!

У рабочих все готово
За пять суток — не спеша,
И не взяли ни гроша
Ради праздника такого.
Вас хватил бы тут столбняк,
Господин де Кассаньяк!..

Сделали глубокий выем,
Взрезали Колонне бок:
«Где же бронза?
Видит бог,
Это камушки сплошные!»
Тут любой каменотес
Рассмеялся бы до слез!

Тут изящно и красиво,
Чтоб открыть веселый бал,
Наш оркестр заиграл, —
Подходящие мотивы
В зданьи Оперы схватив,
Что как раз насупротив.

Машинист! Пора! За дело!..
Вот сигнал последний дан –
И накручен кабестан!..
Что за притча? Не слетела!
Не идет их аппарат
Ни вперед и ни назад!

Основанье подпилили,
Обвели кругом канат,
И затем, чтоб невпопад
Сточных труб не повредили,
Императору кровать
Из трухи пришлось постлать.

Наконец — конец твердыне!
Не пробило и шести —
Генрих Пятый, ты учти! —
Нет колосса и в помине!..
Бонапарт! Венчан венцом —
И ударил в грязь лицом!

И счастливые потомки
Хлынули, как ураган,
И кладут себе в карман
Истукановы обломки...
Крики, песни и свистки.
Вьются в воздухе платки.

Но когда мы разглядели,
Оказалось — что за дичь! —
Там внутри один кирпич.
Вот так пушки, в самом деле!
Был поддельный истукан...
Даже тут сплошной обман!

Мораль:
Брат! Запомни этот случай
И не вздумай вновь таскать
Омерзительную кладь
На спине своей могучей.
Можно, потянув чуть-чуть,
Всех тиранов сковырнуть.
(из антологии поэзии Парижской Коммуны, составленной Ю.И.Данилиным)

После поражения Коммуны новое правительство подняло колонну, восстановило в очередной раз снятую статую Наполеона I и обязало Курбе по суду оплатить издержки. Имущество художника было распродано, но и после выхода из тюрьмы он был обязан платить 10000 франков каждый год. Через 7 лет Курбе умер в бедности...

Но в общем деятельность комиссий свидетельствовала о полной неподготовленности и несостоятельности членов коммуны. Комиссия общественной безопасности с самого начала действовала очень плохо: полиция, во главе которой стоял прокурор коммуны, Рауль Риго, ничего не знала и ничего не замечала; антикоммуналистические газеты, которые утром запрещались, вечером свободно продавались на бульварах; всюду проникали агенты версальского правительства. Общее руководительство военными действиями совершенно отсутствовало; кто хотел — делал вылазки, куда хотел — ставил пушки; одни не умели повелевать, другие не умели повиноваться.

С каждым днем существования Коммуны становилось всё более ясным, что она обречена. Междоусобная война стала неизбежной после удаления Тьера в Версаль, но на успешное ведение её у Парижа не было шансов. Центральный комитет не понимал серьёзности положения. Назначенные им главнокомандующий национальной гвардии Люллье, бывший морской офицер, пивший запоем, которого сам Центральный комитет впоследствии арестовал, признав сумасшедшим и склонным к самоубиству, и комендант Парижа Бержере, бывший наборщик, просто забыли занять важнейший из фортов Парижа, неприступный Мон-Валерьян, который Тьер, по оплошности, велел правительственным войскам очистить. Войска Винуа вновь заняли форт, а коммуна навсегда лишилась возможности перейти в наступление. Сначала силы версальцев были до того ничтожны, что они не могли помешать федералистам занять форты Исли, Ванв, Монруж, Бисетр и Венсенн, где хранились военные запасы, амуниция и 400 пушек (всего у федералистов было до 1600 пушек). Нейтральными оставались северные и восточные форты, находившиеся в руках немцев.

2 апреля произошла первая стычка между версальцами и федералистами. Тогда же обнаружилось, с какой беспощадной жестокостью будет вестись эта междоусобная война: 5 федералистов, захваченные в плен, были немедленно и без суда расстреляны версальцами. На следующий день федералисты, под предводительством Флуранса, Дюваля и Эда, сделали вылазку, но, предпринятая безо всякого плана, она кончилась неудачно; попавшие в плен федералисты, в том числе Флуранс и Дюваль, были расстреляны солдатами на месте. Если версальцы — объявила коммуна — ведут войну как дикари, то да взыщется око за око и зуб за зуб. 6 апреля совет коммуны издал декрет о заложниках: каждое лицо, обвиненное в сношениях с версальским правительством, немедленно заключалось в тюрьму, судилось присяжными и, если было обвинено, оставалось заложником парижского народа; в число заложников поступали и военнопленные версальцы. На всякую казнь версальцами военнопленного или приверженца коммуны решено было отвечать расстрелянием троих из этих заложников по жребию. Ещё раньше, 3 апреля, коммуна назначила главнокомандующим Клюзере, мало, впрочем, следившего за ходом военных действий и занимавшегося больше изданием приказов и циркуляров, которые звучали то меланхолически, то доктринерски.

Комендантом Парижа избран был поляк Ярослав Домбровский, по-видимому — наиболее даровитый из военачальников коммуны. Совет коммуны издал декрет об обязательной службе в батальонах национальной гвардии всех граждан Парижа от 17-ти до 40-летнего возраста; но, при полной бездеятельности полиции, эта мера не усилила рядов федералистов ни одним солдатом.

Федералисты все ещё надеялись, что на защиту Парижа поднимется провинция; но совет коммуны упустил удобный момент для обращения к стране. 22 дня длилось обсуждение программы коммуны в различных комиссиях совета, и когда она, наконец, была обнародована, то было уже поздно, да к тому же в ней не было выставлено никаких определенных практических требований. Во многих промышленных центрах (Лион, Сент-Этьен, Марсель, Тулуза, Бордо, Лимож) коммуналистические инсуррекции, предпринятые местным населением безо всякого плана и даже без особого воодушевления, были легко подавлены. После этого падение столицы было только вопросом времени. Перед ней стояло уже 130-тысячное войско, собранное, под начальством Мак-Магона, главным образом из военнопленных Меца и Седана, возвращение которых на родину было ускорено Германией, по просьбе версальского правительства. Осадные работы подвигались вперед со скоростью тем большей, что в ведении военных дел коммуны царила полнейшая безурядица. В этом отношении никакой перемены не последовало и после замены Клюзере Росселем. На этого бывшего артиллерийского офицера, который импонировал совету своим хладнокровием, краткостью и силой своей речи, возлагались большие надежды, но они нисколько не оправдались. Не помогли делу и тем, что заменили прежнюю исполнительную комиссию коммуны новой, а затем учредили комитет общественного спасения (2 мая), состав которого вскоре переменили целиком. Ничего не изменило в ходе военных действий и увольнение Росселя. Один за другим переходили в руки версальцев важнейшие форты, а 21 мая они без боя вступили в Париж, через ворота, которые почему-то были оставлены федералистами без охраны.

Но версальцам предстояло ещё завоевать улицы Парижа, заграждённые сильными баррикадами, вооружёнными артиллерией. Началась восьмидневная уличная резня, беспощадная с обеих сторон, ужасающая по своим подробностям. Федералисты получили приказ поджигать или взрывать на воздух всякий дом, который вынуждены были очистить. Всецело пожары, омрачившие последнюю борьбу, не могут быть объяснены соображениями защиты; наряду с последними несомненно действовала и жажда мести. Если огонь уничтожил лишь несколько улиц и ряд общественных зданий, то исключительно благодаря быстрому натиску версальцев, которые занимали одну часть города за другой. По-видимому, не все поджоги должны быть поставлены в вину федералистам. Адмирал Сессэ, которого нельзя заподозрить в приверженности к коммуне, призванный свидетелем в следственную комиссию, прямо объявил, что пожар Тюильри, ратуши, министерства финансов и счётной палаты — дело бонапартистов. В этих зданиях хранилась масса всякого рода документов и отчетов, относившихся к периоду до империи.

немного галифе

Особо отличился при подавлении Парижской Коммуны французский кавалерийский генерал маркиз Гастон Александр Огюст де Галифе (Galliffet), действовавший с такой энергией и решимостью, что заслужил упрёки в расстреле невиновных. Это обстоятельство впоследствии много вредило Галифе в мнении республиканского правительства и общественности. И даже Гамбетту упрекали за его дружбу с Галифе. Но Гамбетта оправдывал Галифе стремлением вернуть республике Рейнскую область и Страсбург, что искупало его вину, и скорее всего помогло ему стать военным министром (1899—1900 годы). Впрочем в веках он остался известен как создатель знаменитых кавалерийских штанов - галифе - носимых в армиях всего Мира. Существует легенда о том, что Галифе был ранен в ногу, а в уставных кавалерийских лосинах того времени эта рана излишне выделялась на его ноге, вот он и придумал "кривые штаны".

Расстрел коммунаров на Пер-Лашез 28 мая 1871 года.
А.Даржу. Музей Карнавале, Париж

В последние 3 дня коммуны из нескольких сот заложников, содержавшихся в тюрьмах Парижа, федералисты расстреляли 63 человека, в том числе парижского архиепископа Дарбуа. Казнённые были почти все мирные граждане, которые не создавали коммуне никаких затруднений. Наконец, после последних боев на кладбище Пер Лашез и в Бельвиль, 28 мая наступил конец борьбе: весь Париж был уже в руках версальцев. Начали свою работу военные суды, которые осудили свыше 13000 человек; из них 7500 человек было сослано, а 21 расстреляны. Расстрел коммунаров производился, в частности, у северо-восточной стены кладбища Пер-Лашез; на этом месте сейчас висит мемориальная доска. Число федералистов, расстрелянных без суда, в течение братоубийственной недели, Мак-Магон определяет в 15000 человек, а генерал Аппер считает вдвое более."

Википедия

Из выдающихся деятелей коммуны пали в бою Флуранс, Верморель, Делеклюз и Домбровский; расстреляны без суда Варлен, Мильер, Риго и ещё раньше Дюваль, по суду — Россель и Ферре; в Новую Каледонию сосланы Рошфор и Журд. Тайно отпущены правительством на свободу Белэ, Малон и Тейсс, так как они, занимая высокие должности в коммуне, предали своих товарищей.

Braun Adolphe (1811-1877)
Paris, 1871 - St Cloud, rue de l'Eglise

"Многие прославленные светочи тогдашней французской культуры, как это ни прискорбно, испытания не выдержали и почли за благо побрататься с версальской чернью. Под непечатной оскорбительной руганью, обрушенной на головы коммунаров, сплошь и рядом значились подписи не одних мелких наемных поденщиков пера, но и столь громкие имена, как Готье, Леконт де Лиль, Гонкуры, Флобер, Доде, Золя, Ренан, Тэн, Анатоль Франс, Дюма-сын, даже чувствительная народолюбка розоватого оттенка Жорж Санд. Некоторые из них (Золя, Анатоль Франс) позже найдут в себе мужество и честность в корне пересмотреть свой взгляд на рабочее движение. Пока же Парижская коммуна повергала их в крайний ужас и такое раздражение, что они докатывались до позорного улюлюканья вслед жертвам «кровавой недели». Здесь достаточно привести выдержки из одного письма Флобера — отнюдь не самого людоедского и постыдного заявления, вышедшего из-под пера тогдашних интеллектуалов: «Я считаю, что следовало бы сослать на галеры всю Коммуну и заставить этих кровожадных болванов с цепью на шее, как простых каторжников, разбирать развалины Парижа. Но сие, видите ли, ранило бы чувство человечности. Можно быть ласковыми с бешеными псами, но только не с теми, кто кусается». Флобер, увы, был далеко не одинок в своей жажде мщения, распространявшейся и на тех «отступников», вроде писателя Жюля Валлеса или живописца Гюстава Курбе, которые отважились прямо или косвенно поддержать Коммуну" (Самарий Великовский "Парижская коммуна и французские интеллигенты").

В кровавую майскую неделю, когда враги Коммуны торжествовали победу, Эжен Потье вынужден был скрываться. В этой обстановке он написал гимн «Интернационал», полный несокрущимой веры в грядущую победу рабочего класса. После подавления Коммуны Потье 10 лет провел на чужбине. Он умер 6 ноября 1887 г. Тысячи рабочих Парижа пришли отдать последние почести тому, кто был поэтом революции и ее солдатом. Через 17 лет после создания «Интернационала» друзьям Э. Потье удалось издать сборник его революционных песен. Тогда с «Интернационалом» познакомился Пьер Дегейтер (1848 — 1932), рабочий-мебельщик г. Лилля, любитель музыки. Сильные, полные гнева и веры в будущее человечества слова «Интернационала» потрясли Дегейтера до глубины души. Он создал музыку к «Интернационалу». 23 июня 1888 г. впервые было исполнено произведение Потье — Дегейтера.

Памятник жертвам революций на кладбище Пер-Лашез в Париже.
Открытка начала XX века

современное состояние памятника

Скульптор Поль Моро-Вотье создал этот монумент в 1907 году. Пишут, что для его изготовления были взяты камни стены, у которой версальцы расстреляли коммунаров, и что следы от пуль на этих камнях подлинные. Возможно поэтому многие называют этот монумент памятником коммунарам, или даже путают его со Стеной коммунаров (как в Википедии). На самом деле это не так: Моро-Вотье создавал эту работу в память всех многочисленных жертв революций, независимо от того на какой стороне они воевали. Основной идеей было примирение, об этом говорят и слова Виктора Гюго, высеченные в левом нижнем углу стены: "Все, что мы просим у будущего, это справедливости, но не мести". Однако, объединение памяти расстрелянных и расстреливавших неоднократно вызывало разногласия во французском обществе. И сегодня ни одна из политических организаций не проводит у Памятника жертвам революций своих мероприятий и не возлагает к нему цветов... Сам памятник расположен с противоположной от Стены коммунаров стороны Пер-Лашез и вынесен на внешнюю сторону кладбищенских стен; подойти к нему можно только снаружи, со стороны авеню Гамбета.

Стена коммунаров на кладбище Пер-Лашез сегодня.
На мемориальной доске надпись: «Погибшим за Коммуну»

Около памятника, воздвигнутого на этом месте («Стена коммунаров»), погребены выдающиеся деятели рабочего движения Пер-Лашез Лафарг, М. Торез, М. Кашен, Вайян-Кутюрье, А. Барбюс, участники Движения Сопротивления и др. борцы за демократию.

Адриен Феликс Лежен

В год столетия Парижской коммуны, 15 мая 1971 года, по просьбе Коммунистической партии Франции к Стене коммунаров из Новосибирска был перенесён прах Адриена Лежена — коммунара, умершего последним из участников Коммуны (в январе 1942 года в возрасте 94 лет в Новосибирске ). Лежен, много лет участвовавший в социалистическом и коммунистическом движении во Франции, в 1930 году попросил политического убежища в СССР. Последние годы он провел в различных советских пансионатах и санаториях, а с началом Великой Отечественной войны был эвакуирован в Сибирь. За несколько дней до своей смерти он успел написать открытое письмо воинам-сибирякам, где призвал их «разгромить врага, посягнувшего на завоевания великой революции».

«Памятник умершим»

Кстати, Википедия называет автором "Стены Коммунаров" (той, которая на самом деле Памятник жертвам революций) скульптора Альберта Бартоломе́, однако он создал «Памятник умершим», купленный городскими властями в 1895 году и установленный на кладбище в 1899 году.

До 1917 года День Парижской коммуны отмечали в России на нелегальных собраниях рабочих и революционных организаций. Этот революционный день впервые начал широко отмечаться после того, как ЦК Международной организации помощи борцам революции (МОПР) в марте 1923 объявил День Парижской коммуны своим праздником (отмечался до 1990 года).

фрагмент из фильма "Зори Парижа" 1936 год

ВЗГЛЯДЫ НА КОММУНУ

Слева — плакат сторонников коммуны, которую удерживают невежество и реакция,
справа — противников коммуны, которая подливает бензина в огонь и подносит факел

В официальной и пока ещё общепринятой исторической науке существуют две основные диаметрально противоположные точки зрения на сущность и значение Парижской Коммуны — марксистская и либеральная.

В марксистской литературе Парижская Коммуна традиционно рассматривается как первая в мировой истории социалистическая революция, прообраз диктатуры пролетариата; либералы же полагают, что это было восстание на почве голода и лишений, которые испытывало население французской столицы во время франко-прусской войны 1870—1871 гг. Рассмотрим их более подробно

Учёные-марксисты считают: Парижская Коммуна имеет огромное, всемирно-историческое значение, которое состоит, прежде всего, в том, что это был первый в истории опыт создания государства нового типа, принципиально отличавшегося от буржуазного. Коммуна внесла свой вклад в исторический опыт развития демократии, обогатив его принципиально новыми государственными и правовыми институтами. Опыт Парижской Коммуны сыграл крупную роль в развитии теории научного коммунизма, в освободительной борьбе рабочего класса в последующие десятилетия, более того, её уроки не утратили своего значения и в настоящее время.

Либеральная точка зрения заключается в том, что Парижская Коммуна не была революцией как таковой, тем более социалистической. Коммуна — это бунт голодных и нищих, а марксистская историография просто создало легенду о её пролетарском характере. При этом на «полном серьёзе» рассматриваются версии о коллективном безумии, овладевшем населением осаждённого Парижа, «разгуле преступного дна», «варварском дикарстве». Но главный вывод либералов — именно Парижская Коммуна показала необходимость политического компромисса между правительством и народом.

НАУЧНЫЙ ПОДХОД

Но суть заключается в том, что обе эти точки зрения глубоко ошибочны, так как сделаны они на основе научных исследований, которые не обеспечены метрологической состоятельностью. Если же применить в отношении описания исторического процесса, которым Парижская Коммуна несомненно является, метод разной степени масштабности, то можно прийти не к наукообразным идеологизированным выводам, жертвами которых стали, и что самое неприятное продолжают становиться в процессе получения образования, целые поколения, а к точным научным заключениям. Так, применяя степень масштабности с точностью до социальных групп, объединённых одной идеей и субкультурой, в отношении событий, связанных с Парижской Коммуной, приходим к заключению, что и коммунары, и версальцы, несмотря на внешние различия, принадлежали к одной субкультуре, основанной на библейских ценностях. А то, что они жестоко враждовали между собой не ново — так таких примеров в истории не счесть, когда представители одной субкультуры месили друг друга, будучи вооружёнными разными идеологическими оболочками по сути одних и тех же ценностей. Возникшие же потом в исторической науке, якобы диаметрально противоположные точки зрения, на самом деле являются просто двумя разновидностями одной и той же лжи. В нашем случае можно говорить и об использовании в выработке объективного взгляда степени масштабности с точностью до глобального заговора, стоит только непредвзято приглядеться к тому — кто извлёк выгоду из возникновения, а затем разгрома Парижской Коммуны? Какие глобальные процессы и тенденции были запущены таким образом? Ответы эти, хотя и не лежат на поверхности, вполне доступны каждому из наших читателей, при условии использования приёмов обеспечения метрологической состоятельности деятельности, о которых мы говорили выше. Скажем только, что одним из звеньев того глобального процесса, частью которой была Парижская коммуна, должна была стать мировая революция, описанная Троцким, но так своевременно свёрнутая Сталиным, за что ему должны быть благодарны и настоящие коммунисты, но не марксисты, и настоящие демократы, но не либералы.

В 2000 году английский режиссёр-документалист и сценарист Питер Уоткинс снял чёрно-белый фильм в жанре докудрамы и посвящённый истории Парижской Коммуны - «Коммуна (Париж, 1871)». Благодаря использованию необычного метода съёмки (использующего механизм ролевой игры) и интересных ходов (так, во дни Коммуны «перенесено» современное телевидение), грязь бедных кварталов Парижа и жар баррикадных боёв без использования спецэффектов и дорогого реквизита предстают перед зрителем так, как если бы он сам был очевидцем восстания. Перед ним открывается мир рабочих, солдат, портних, прачек, кухарок, учителей, стариков и детей пролетарских кварталов Парижа. Не остался без внимания и мир буржуазии и её сторонников: священников, госслужащих, политических обозревателей, солдат и офицеров правительственных войск. Вторая особенность фильма — труд непрофессиональных актёров (более 200 человек), разделившихся во время съёмок сообразно своим предпочтениям: сторонники коммунаров играли простых прачек, литейщиков, солдат Национальной гвардии, членов Коммуны; сторонники реакции — буржуазию, её армию и проповедников.

Как же отметить сегодняшний праздник в офисе (18+)?