Украинцы всегда отличались остроумием, чувством юмора. Это помогало пережить тяжелые времена, которые часто выпадали на долю нашего народа. Как отметил Р. Колесник, украинский юмор, как и украинский народ, не имеют себе равных, потому что у украинцев самое лучшее чувство юмора - друг з друга смеются при любых обстоятельствах. Может еще и потому, что нет в нашей стране ни одного человека, который бы не знал хоть одной басни Леонида Ивановича Глибова, выдающегося украинского писателя, поэта, баснописеца, родившегося ровно 190 лет назад. Помните: «В мире уже давно ведется, что низший перед высшим гнется, а больший меньшего кусает да еще и бьет - затем что сила есть...»? Всего же на украинском языке писатель написал 107 баек! Интересные взрослому и малому, они захватывают непростыми отношениями персонажей, поисками правды и справедливости. Сила непревзойденных и по сию пору басен Глибова - в активной позиции автора на защиту прав попираемой, обездоленной простого человека. Кроме того Леонид Глибов, был гениальным издателем и общественным деятелем, создав черниговской прессу, как таковую. Журнал под редакцией Глибова был единственным в Приднепровской Украине изданием, в котором публиковались материалы на украинском языке. И это в то время, когда свирепствовали царские указы о запрете украинского языка.
Леонид Иванович Глебов или Глибов (литературный псевдоним — Леонид Глибов — связан с тем, что «Ѣ» («ять») в украинском языке традиционно передаётся через «і», а в русском языке — через «е») родился 21 февраля (5 марта) 1827, в селе Веселый Подол Хорольского уезда Полтавской губернии. Его отец, Иван Назарович Глибов, был управляющим лошадиными табунами в имении богатейшего полтавского помещика Гавриила (по другим данным - Григория) Родзянко. Крестным отцом Лёни стал Порфирий (по другим данным - Платон) Родзянко. Вскоре, после рождения Лёни старый Родзянко умер. При дележе наследства, табуны достались Порфирию, который с отцовской деревни Весёлый Подол решил переехать в сельцо Горбы (по-русски - Холмы), находящееся в соседнем, Кременчугском, уезде, где Лёня познавал красоту народных обычаев и песен, с детства любил всячекие растения, ухаживал за цветами. К нему даже прилипло шутливое приветствие: «Здорово, Лёлик, цветчастый Королик». Впрочем, не все было радостно в этом мире: с детства Глибов насмотрелся на помещичью жестокость и людские бедствия. Не поэтому ли, по свидетельству современников, первым, еще детским его произведением была сатира на одного из местных помещиков.
Крёстный, уговоривший Глибовых переехать вместе с ним, поклявшись, что он сам возьмется за воспитание Лёни, своё слово сдержал, и уже в шесть лет стал учить Лёню чтению и письму. Правда, увидав, по каким книгам Порфирий учит ребёнка читать, матушка взяла обучение чтению в свои руки. Когда Лелику — так его называли тогда — исполнилось 7 лет, мать Орина Гавриловна начала учить его грамоте. В день святого Наума — покровителя творчества — помолилась, показала первые четыре буквы и накормила кашей. Мать, бедная дворянка Ирина Гавриловна урожденная Трощинская, рассказывала ему об отце и сыне Гоголях, близкой родственницей которых была. С детства он слышал пересказ о том, как Пушкин останавливался в Горбах и читал «Евгения Онегина». Учителем арифметики, латыни и греческого был приглашен знаменитый на полтавщине священник Яков Заболоцкий. Именно благодаря Якову Заболоцькому Лёня полюбил басни Эзопа. Он любил засиживаться с томиком басен в оранжерее, за что и прозвали его „принцем цветов”. Уже в детстве он не только пробовал переводить басни Эзопа, но и сам стал починять басни. Как-то, когда Лёне уже исполнилось 13, к Порфирию с визитом прикатил брат, толстячок Аркадий Родзянко и начал мучить всех своими стихами (от тех стихов от него когда-то сбежал Шевченко). Лёня, игравшийся с мячом, сказал, что тоже умеет сочинять стихи. Аркадий нахохлился и буркнул:- „ну так сочини стих про этот мячик!”. Лёня рассмеялся и, устремив глаза, куда-то в область Аркадиевого пупка завопил:
У меня в ладонях мяч
Не пойму только, хоть плачь-
Круглый зад, круглый живот,
Ну, хоть кто-то разберет,
Где здесь зад, а где живот?!
и ткнул пальцем в пузо Аркадия. Аркадий Родзянко не обиделся, а, расхохотавшись, стал укорять Порфирия, что он плохо заботится о будущем мальчика, ведь с его талантом давно уже пора учиться в гимназии. Аркадия поддержал и другой гость - писатель Александр Афанасьев-Чужбинский.
В августе 1840 Порфирий отвез мальчика в Полтавскую гимназию. Пансионат при гимназии ему не понравился, поэтому он поселил Лёню у свого приятеля - Василия Семеновича Порфирьева. Богатые родители обычно своих детей обучали дома и определяли затем в старшие классы, чтобы, поучившись год-два чадо, сдав все необходимые экзамены, получало аттестат, дающий право на первый чин. Лёню обучали дома без учёта подготовки к гимназии, потому приняли его в первый класс (хорошо, хоть не в приготовительный). Одноклассниками его, 13-летнего подростка, была 8-9 летняя малышня. Скучно было Лёне в доме Порфирьева, одиноко было в классе. Не было у Лёни среди одноклассников друзей. Слава Богу, у Порфирьева дома была неплохая библиотека, да и библиотека при гимназии покупала все новые издания. Не имея приятелей-ровесников, Лёня подружился с книгами. Зачитывался стихами Пушкина, Кольцова, Языкова, а знакомство с А. Афанасьевым-Чужбинским привлекло особое внимание молодого поэта к творчеству Шевченко и Гребенки, которых Чужбинский знал лично. Сам стал починять стихи. Раз на уроке словесности он вспомнил родной Весёлый Подол. Как-то сами собой стали слагаться стихи. Лёня забыл об окружающем и стал лихорадочно записывать их. Преподаватель словесности Мирец-Ишменицкий вначале ошарашенно наблюдал за действиями гимназиста, а когда Лёня окончил писать, подошёл и попросил листок. Лёня, перепугано протянул ему лист, ожидая нахлобучки. К счастью Мирец-Ишменицкий был не только учителем словесности, но и одним из редакторов „Полтавских губернских ведомостей”, так что вместо нахлобучки через несколько дней в газете был напечатан стих „Сон” за подписью Леонида Глибова — о том, как ему недостает родительского дома:
І важко зітхнулось
В чужій стороні,
І жаль дуже стало,
І гірко мені…
Так, первоклассник Лёня Глибов стал признанным поэтом. Мало того, он стал любимчиком преподавателя литературы, знаменитого Льва Боровиковского, чьи стихи печатались в петербургских изданиях. Первый стих Лёня написал по-украински, но затем, под влиянием Боровиковского, перешёл на русский язык. Он стал писать длиннейшие поэмы, из которых до нас дошли только напечатанные когда-то в „губернских ведомостях” главки - „Полтава”, „Две доли”, „Надя”, „Матушкина дочка”, „Пловец” да „Смерть Олега”. Увлекся Лёня и созданием песен, написав не один их десяток. Он называет их „Думы” и „русские песни”.
Лёня и сам не заметил, как его комната у Порфирьева, заполнилась черновиками песен и поэм. Куда ни глянь - подоконники, полки, стол, кровать всё завалено листками со стихами. Как-то в комнату к Лёне заглянул хозяин. Укоризненно покачав головой из-за беспорядка, Василий Семенович взял со стола листок со стихом и начал читать. Стих понравился. Взял ещё один. Затем ещё и ещё один. Все понравились. Попросил Лёню разрешения, забрать все эти листки со стихами. Лёня не стал сопротивляться изъятию. Ему нравился сам процесс написания стихов, а написанное его уже не интересовало… Василий Семенович был небедным человеком. Он смог себе позволить часть написанных в гимназии Леней стихов напечатать 1847 в Полтаве отдельной книжечкой «Байки (Стихотворения) Леонида Глибова». Будучи практичным человеком, он организовал продажу той книжечки, не только вернув этим деньги, вложенные в печать, но и получив немалую прибыль.
Увы, для самого Лёни то первое издание вместо ожидаемых лавров принесло лишь сами неприятности. В его жизни наступила черная бесконечная полоса. Умер Порфирий Родзянко, относившийся к нему, как к собственному сыну. Смерть покровителя ухудшила статус Лёни в гимназии. Если раньше, побаиваясь могущественного Порфирия Родзянко, преподаватели сквозь пальцы смотрели на Лёнины шалости, а одноклассники гимназисты считали его отпрыском знаменитейшего дворянского рода Полтавщины, то со смертью Порфирия он был отброшен в парии. Математик и физик стали требовать подробных ответов на вопросы. А что ответишь, если тебе сам вопрос непонятен - не для тебя те физика с математикой. А тут ещё инспектор гимназии возмущённо требует от руководства гимназии наказания Глибова за печать книги без разрешения Совета гимназии и без цензуры, сделав Глибову должное «внушение» и пригрозив карцером. Завистливые одноклассники возненавидели Лёню за успех той его книжечки. Буквально через месяц, после её издания, кто-то запустил Лёне в голову толстенную книжку с золочёным обрезом. Медный уголок этой книги угодил Лёне в висок, повредив зрительный нерв. Лёня потерял сознание. В безсознательном состоянии отнесли его на квартиру Порфирьева. Не было уже в живых Порфирия Родзянко. Для Порфирьева Лёня из названого сына Друга, превратился в простого квартиранта. Спасибо, хоть лекарей вызывал и лекарства покупал…
Больше месяца провалялся Лёня в постели, временами теряя зрение. Порфирьев лечение оплачивал, а вот репетитора нанять не счёл нужным. За это время Лёня очень сильно отстал в учёбе от одноклассников. Перед перспективой остаться на второй год, он, по требованию отца, оставляет гимназию и, вместо аттестата, получает свидетельство такого содержания: „Предъявитель сего, ученик У1 класса Полтавской гимназии Леонид Глибов, сын купца Ивана Глибова, поступил в гимназию 31.08.1840, вел себя очень хорошо, обучался по 22.04.1847 и оказал успехи: в Законе Божьем - хорошие, русской словесности - отличные, математике и физике - посредственные, истории - достаточные, в языках - латинском, немецком - посредственные, французском - достаточные. В черчении и рисовании - достаточные. К переводу в 7 класс не удостоен. А так как не окончил гимназического курса, то и не может пользоваться преимуществами, присвоенными окончившим курс в гимназиях и получившим аттестат”, Полтава. Августа 20 дня 1847 года.
Вернулся Лёня к родителям в Горбы. Страшно мучила мигрень, страшила утрата зрения. Решил поступить на медицинский факультет университета. Стал для этого заниматься с местным врачом Бонишевским, выпускником этого факультета. Увы, в университете его документов не приняли. Пришлось удовлетвориться Нежинским лицеем высших наук князя Безбородько. Да и там, отбросили его свидетельство об окончании 6 классов гимназии и приняли на первый год обучения в старшем отделении. Здесь было трёхгодичное обучение с углублённым изучением литературы, истории, географии. Выпускники получали право преподавания в школах и гимназиях. Нижинский лицей был славен именами его выпускников - Николая Гоголя, Гребинки, Кукольника, Мокрицкого. Здесь обожали Шевченко, Квитку-Основьяненко, Котляревского. Но Кирилло-мефодиевское братство уже было разогнано, Шевченко забрит в москали (солдаты), Кулиш, Костомаров, Маркович, Белозерский и другие - сосланы. Наступила ночь безвременья. Яркими звёздами в той ночи загорелись - Виктор Забила, Николай Петренко, Александр Афанасьєв-Чужбинский, которые раньше не заметны были на фоне могучего таланта Шевченко.
Пренебрегая запретами и преследованиями, лицеисты восхищались чтением прогрессивной периодики и пробовали писать сами. Лёня Глибов был робким, отнюдь не революционно настроенным юношей. Но из чувства протеста, он с 1949 стал писать стихи исключительно на украинском языке, и его звезда с этого времени тоже ярко заблистала на небе украинской поэзии. Басни Глибова, написанные им в Нежине (переработка на украинском языке басней Крылова (часть которых, в свою очередь, представляют собой переработку басен Лафонтена и Эзопа)), снискали признание товарищей и даже некоторых преподавателей; в частности профессор теории и истории литературы М. Тулов считал, что «басни Л. Глибова, изображавшие бытовую жизнь украинцев - вполне самостоятельный и очень ценный труд и являются большим вкладом в литературу». Эти байки вместе со стихами и этнографическими записями печатались в 1853-1861 гг. в приложениях к «Черниговских губернских ведомостей».
Лёне исполнился 21 год. Наступила пора любви. Рядом с пансионом, в котором обитал Лёня, находился дом богатющего Нежинского протоирея Фёдора Бурдоноса, преподававшего в лицее Закон Божий. Батюшка любил приглашать к себе на обеды и ужины голодных лицеистов. Среди его любимчиков был и Лёня Глибов. А дочке Бурдоноса - Параске очень нравились стихи Глибова. Они стали встречаться, Параска уверяла Леню, что он ей даже иногда снится, что она о нём постоянно думает. Вскоре, уже ей одной начинает писать свои песни Лёня. Вот начало одной из них -
Для тебя мой тайный друг,
Моя песня, мой досуг
И печальная дума моя.
Неужель обо мне,
Наяву, не во сне,
Может думать головка твоя?…
Красавице Параске нравилось считаться музой Первого Поэта гимназии. Это прибавляло ей поклонников. Ей нравились Лёнины стихи, но он сам был такой некрасивый, такой робкий. Он не то, что дотронуться до неё, сказать слово боялся. Чуть что -
Простите мне… Виновен пред вами…
Я с Вами как-то раз заговорил,-
Но речью робкою, несвязными словами
Вас потревожил, рассердил…
Параске надоело бесконечное ожидание его признания в Любви. В конце концов, пришлось самой взять всё в руки. Даже поцеловала его первою она, а он даже побоялся ответить поцелуем. Правда, после этого поцелуя он написал
Ты в мире одна у меня,
И Мир мой в тебе лишь одной.
Ты - жизнь, и душа ты моя,
Мой гений, мой ангел земной!
В 1852 году судьба вновь сыграла с Лёней злую шутку. В разгар зимы, перегоняя табун лошадей через Днепр, отец попал в полынью. Его вытащили из подо льда, но началась пневмония. Лёня бросает лицей, не обратившись даже за разрешением на отпуск, и мчит к отцу. Увы, помочь ему он уже не мог. Промучившись несколько недель в горячке, Иван Глибов умер. Заупокойную отслужил сам протоирей Бурдонос. На похороны съехалось много народа. Друг семьи Афанасьєв-Чужбинский привёз с собой Афанасия Марковича, недавно вернувшегося из ссылки. Так, при таких печальных обстоятельствах, состоялось знакомство двух зачинателей украинского литературного языка - Марковича и Глибова… После смерти отца Лёня не спешил возвращаться в гимназию. Сидел сиднем дома, писал стихи, басни, тосковал по прекрасной Параске. Ей также пришлось не сладко. Она любила развлечения, веселые компании. Отец же, как и положено протоирею, строго придерживался домостроевских правил. Пока живёт у него - никаких гулянок! Вот выйдет замуж, тогда за свои поступки будет отвечать только перед Богом и мужем!
Она вряд ли любила Глибова, но более подходящей кандидатуры на роль послушного мужа не было. Он покорно выполнял все её прихоти и закрывал глаза на её многочисленные флирты. Только окончился годичный траур по отцу, как Леонид Глибов повёл под венец свою прекрасную Параску, поставившую ему единственное условие - вернуться в лицей. Пошёл Леня на поклон к дирекции. Увы, он оборвал учёбу самовольно. Поэтому без разрешения губернского начальства, отказались взять даже на 2 курс, хотя он ушел из третьего, выпускного. Поехал за разрешением в Чернигов. Остановился у Афанасия Марковича. Маркович в это время работал в редакции «Черниговских губернских ведомостей» и вместо вечно занятого Саши Шишацкого-Ильича, был фактическим редактором их литературной части. Афанасий познакомил Лёню и с Шишацким-Ильичем. Лёня прочёл им свои новые басни. Официальный и фактический редакторы сразу же предложили их напечатать и договорились с Лёней о высылке им в последующем всех его басен. И действительно, начиная с 1853 года, все его басни печатались первыми в Черниговских губернских ведомостях. В том же номере „Черниговских губернских ведомостей”, с первою басней Глибова, была впервые помещена и „Мещанка”- стих 10 летнего гимназиста Коли Вербицького-Антиоха. Так, благодаря Марковичу познакомились и подружились на всю жизнь зачинатель литературного украинского языка Леонид Глибов и автор „Ще не вмерла Украина” Николай Вербицкий-Антиох. Украинские басни Глибова и послужили причиной ссоры Марковича с главным редактором газеты, сенатором Яковом Ивановичем Ростовцевым. Афанасий после этой ссоры бросил газету и по протекции близкого свого друга Фёдора Рашевского получил место в фонде Госимущества в Киеве. На его место в „Черниговские губернские ведомости” пришел младший брат жены Кулиша Николай Белозерский. Александру Шишацкому-Ильичу пришлось отвлечься от своих стихов и перейти к редактированию чужих. Ясно, что и молодой Саша Шишацкий-Ильич и молодой Николай Белозерский стали близкими друзьями Глибова и печатали все его стихи и басни. 23.07.1853 жена родила Леониду дочь - Лиду. Только сама Параска предпочитала не торчать дома с дочерью, а бегать по вечеринкам. Лёня пишет в это время:
Душа тоскует и томится,-
Ей скучно бедненькой одной,
Ей не с кем грустью поделиться:
С ней нет души её родной.
Душа родная упорхнула
В разгульный круг пустых людей -
Её обманчивость сманула,
Там веселее, верно, ей.
Пускай резвится и смеётся,
Ей это мило и легко,
Да пусть ни раз ей не взгруснётся
И тяжело и глубоко.
Пусть радость сердце ей заполнит
И грусть чурается её.
Но пусть ей кто-нибудь напомнит,
Как я страдаю без неё…
Получив разрешение от губернских властей, Леонид вернулся в лицей, который окончил в 1855 году. Неизвестно почему Глибову не дали аттестата после окончания лицея. Документы лицея сгорели при пожаре во времена гражданской войны. От личного дела Глибова остался лишь обгорелый клочок письма куратора Киевского учебного округа дирекции лицея „ Относительно Глибова будет уведомлено дополнительно”. Это дополнительное распоряжение пришло только в 1856 г.
Народная песня на стихотворение «Печаль» на почтовой открытке |
Стоїть гора высокая , а під горою гай,
Зелений гай, густесенький, неначе справді рай…
Тоскует Леонид по дому, дочери, жене. Впрочем, писательский авторитет Глибова в то время настолько вырос, что уже в 1857 году сборник его басен собирались издавать в Чернигове и даже Петербурге.
Дворцовый комплекс Пшездецьких (1871-1873), Чорный Остров, Наполеон Орда |
Дом черниговской мужской гимназии, где преподавал Л. Глибов |
Окончилась Крымская война. В Чернигов вернулся однокашник Глибова по полтавской гимназии Степан Нос. Он когда-то присутствовал на той детской драчке, когда Лёне попали металлическим углом книги в висок. Именно после этого случая Стёпа решил посвятить себя медицине. После гимназии он поступил на медицинское отделение университета и вскоре после его окончания поехал волонтёром на Крымскую войну.
Вернувшись в Чернигов, Нос купил домишко под Болдиной горой, назвал его «куренем». В курене стала собираться романтично настроенная молодёжь. В «курень» мог вступить любой, одевающийся в национальную украинскую одежду и говорящий по-украински. Куренной Нос часто организовывал выезды куреня за город. Разжигали костёр, запекали картошку, начиненную салом, пели народные песни. Декламировали стихи Шевченко.
Гостеприимство самого Носа было «беспредельной широты». Дом свой он никогда не запирал, останавливался у него, кто хотел, даже не спрашивая разрешения. Обедали у Носа тоже все, кто хотел, и только хорошо откушав, бросали что-нибудь в кошель, прибитый на стене. Для Чернигова Нос стал легендарным потомком Запорожских казаков. Не мог Глибов не потянуться к сокашнику. За ним потянулась и Параска. Вскоре она стала верховодить на всех этих вечорницах, оставляя Леонида дома приглядывать за дочуркой. Эти вечерницы обернулись для семьи Глибова трагедией. В новогодний вечер 1859 года, сидя дома за праздничным столом, дочурка Лида проглотила рыбью кость. Пансионат гимназии размещался на Валу, а Параска была на вечеринке у Носа в получасах ходьбы от Вала. И Нос и Иван Лагода были прекрасными хирургами. Побежать бы Глибову к ним, но он постеснялся портить вечеринку жене и поспешил к семейному врачу, жившему по соседству. Увы, семейный врач был терапевтом и ничем не мог помочь, послав Леонида за Носом. Время было утеряно. Когда протрезвевшая компания прибежала в комнатушку Глибова, было уже поздно. В восемь часов вечера 31 декабря 1859, а единственная дочь умерла. Нос только и смог засвидетельствовать смерь. Для самого Глибова 1860 год был чёрным годом траура по дочери. За весь год он написал только один стих-песню «Зiронька», посвящённую дочурке:
Ой зіронька, моя ти любко!
Ще ж на світі зосталась ти:
Світи ж мені, моя голубко,
Серед мирської темноти!
Он как-то отсторонился от всего. Мучили мигрени, не радовали любимые ученики. Жена появлялась дома, чтобы лишь побурчать. Жизнь становилась невыносимой…
Закончился чёрный 1860. Педагогическую и литературную работу Глибов сочетал с культурно-просветительской деятельностью, участвовал в кружке местной интеллигенции, организовывал литературные вечера и спектакли, даже сам писал пьесы «К мировому» и «Хуторяночка». Особенно сблизился Глибов с землевольцеми землемером И А. Андрущенко, который был связан не только с подпольными организациями «Земли и воли» в Москве и Петербурге, но и с А. Герценом, получал из заграницы и распространял политическую литературу, в частности «Колокол», «Полярную звезду» и другие запрещенные издания. К слову, Андрущенко - это еще один незавершенный роман «вечной невесты». Письма Параски к Ивану Андрущенко дают представление о ее внутреннем мире. Рефреном в них повторяется мысль, что ей скучно. «Скучно мне в Чернигове очень, не знаю, что и делает с собой» или «Хуже всего жить в многолюдной пустыне, на которую обрекла меня судьба». Некоторое снижение реакции в конце 1850-х и в начале 1860-х годов ознаменовалось организацией воскресных школ для народа, изданием книг, выходом новых журналов. Глибов принимал непосредственное участие в работе местной воскресной школы, открытой при гимназии. Именно в этой школе учился и сохранил теплые воспоминания о своем воспитателе отец Леси Украинки. Маленькая Леся воспитывалась на произведениях Леонида Глибова, много его басен знала наизусть. Среди учеников Л. Глибова был и будущий писатель Глеб Иванович Успенский, близкий к народническому движению.
1861 год начался с чёрной беды. Умер в Петербурге Тарас Шевченко. Вся Украина, независимо от сословий, оплакивала своего Апостола, даже отмена крепостного права на фоне его смерти не радовала… Гроб Шевченко из Петербурга в Украину везли на торжественное перезахоронение, а Глибов как раз затеял проект "Черниговского листка", который принес ему впоследствии кучу неприятностей. Везли через Нежин. От Чернигова близко, можно поехать попрощаться, все едут! А Глибов — нет. Говорит: не успел, да и найдутся достойнее меня. Так и не попрощался… Но почему все-таки было не поехать попрощаться с Шевченко? Вполне возможно, вот почему: Глибов остерегался людей непоседливого нрава и непоседливой мысли. И из-за этого ему не были близки великие непоседливые земляки — Гоголь, Драгоманов, Кулиш, Шевченко. Глибов, возможно, просто дзен-буддист: "Чернигов, хоть и населен неугомонною кавказскою породою, но самодоволен в некотором смысле по-китайски, имея под рукой все необходимое для созерцательной жизни!". Значит, консервативный созерцатель. В этом смысле большинство из нас — не дети Кулиша или Шевченко, как нам того хочется, а дети Глибова. И это ничего, потому что созерцание тоже требует героизма.
В конце весны, по приглашению нового губернатора кн. Голицина, вернулся из Петербурга опустошенный Афанасий Маркович. Снял домишко в красивейшем уголке над Стрижнем, утонувшем в вишнево-яблоневых садах. От гимназии, где в двухкомнатной квартирке пансионата обитали Глибовы, было 10 минут ходьбы. Параска страшно завидовала путане Марковичке, но терпеть не могла её мужа. Глибовы сбегали из своей опустевшей квартиры. Но каждый уходил к своим - муж - к приятелю Афанасию, жена - к поклонникам из Носового куреня. После свиньи, которую ему подсунул Кулиш (бывший любовник Параски), Глибову, да и Марковичу не хотелось печататься в журнале «Основа», который с 1861 г. выходил в Петербурге и фактическим редактором которого был Кулиш. Афанасий задумал издание, в котором можно было бы печатать украинские произведения. Он даже название придумал «Десна» (в 20-30 годы под таким названием выходил Черниговский альманах). Он подал прошение на имя губернатора кн. Сергея Голицына, когда-то пригласившего его на Черниговщину. Увы, губернатор посчитал, что в сложившейся обстановке он не может позволить издание человеку, скомпрометированному поведением жены, «Европейской блудницы» и, одобрив идею национального издания, попросил представить иную кандидатуру на пост редактора. Афанасий решил рекомендовать вместо себя Глибова. Губернатор согласился на кандидатуру любимого преподавателя своих детей.
В середине 1861 писатель становится издателем и редактором новосозданной газеты «Черниговский листок» (на русском и украинском языках). На страницах этого еженедельника, имевшего выразительный литературный уклон и выходившего по своему значению за пределы местного органа, особенно после прекращения 1862 издание «Основы», часто публиковались социально острые материалы, направленные против местных чиновников, помещиков-деспотов, злоупотреблений судебных органов. Значительную часть статей для «Черниговского листка» писал сам Глибов, публикуя их под несколькими псевдонимами.
В Чернигове женщины заглядывались Глибова, а ему, как мужчине и поэту, нужно было женское внимание для душевного комфорта и творческого вдохновения, для повышения самооценки. Есть у Глибова стихотворение «Интимная песня», написанный 1862 и тогда же напечатанный в «Черниговском листке». Поэт тогда уже десять лет был "счастливо" женат, как вдруг встретил тот тип девушки, о котором сам писал: "У девушки в шестнадцать лет в любви рассудка, право, нет!". И вот он начинает говорить ей о "рассудке". Он рассказывает, почему между ними невозможна любовь. "Любить тебя мне не судилось, Так как же полюбить тебя?" Так напечатано в газете. А в оригинале: "Любить тебя мне не судилось, Так как же не любить тебя?". Дальше он ее утешает: подрастешь, выйдешь замуж за майора и пригласишь меня, старого деда, в гости, "и ты меж тем На славу сытно б угостила Сосисками — и мало ль чем!". А она — плачет. Фрейд бы те сосиски объяснил… Но для нас важна радуга за окном. Он ее не впустил, — чтобы не превратилась в Дулю или Бабу Здоровенную. Может, он ошибался. Но он все-таки был герой.
В 1863 в Киеве в серии «Для народного чтения» вышел первый сборник «Байки Леоніда Глібова», содержавший 36 произведений. Появившись во время печально известного валуевского циркуляра, которым запрещалось издавать книги на украинском языке, он сразу была запрещен для народных школ, а большая часть тиража уничтожена.
В июле 1863 арестовали И. Андрущенко. Среди его бумаг было найдено письма Глибова. Положение осложнилось еще и тем, что И. Андрущенко передал из тюрьмы «на волю» Л. Глибову конфиденциальные письма, которые тот должен был переслать в московскую и петербургскую организации «Земли и воли». Эти компрометирующие Глибова послание «государственного преступника» попали в следственную комиссию. Хотя обыск на квартире писателя был безрезультатным, но все знали излишнюю осторожность Глибова, поэтому губернатор справедливо считал, что всё компрометирующее Глибов сжигал сразу по прочтению. Глибов был всё же любимым преподавателем губернаторских детей, грудью вставших на его защиту. В угоду детям кн. Голицын не арестовал его, как остальных. Но тут в судьбу Глибова вмешалась жена губернатора кн. Апраксина, считавшая Параску« похотливой блудницей, подобной «европейской блуднице Маркович» и желающая оградить своих детей от её тлетворного влияния. Под давлением жены кн. Голицин пишет в 111 отделение кн. Долгорукову: «Глибов человек совершенно пустой, преподаватель весьма плохой, а между тем в кружке он пользуется незаслуженной славой умного человека. Прасковья Федоровна Глибова не без греха и собою недурна. В кружке здешних так называемых «свитников» играет довольно важную роль.…По свойственной женскому полу велеречивости она, так сказать, «Эмансипэ». Напитанная тем, что слышит в этом кружке, она без толку и весьма некстати повторяет слышанное и приводит мысли о каком-то резком отличии, будто существующем между «москалями» и «малороссами»… Я считал бы полезным уволить Глибова с должности, лишить его права издавать «Черниговский листок» и сурово указать ему.» В августе 1863 запретили «Черниговский листок» и установили полицейский надзор за Глибовим, а впоследствии, с 1 октября, распоряжением министра образования его освободили от должности учителя. Отныне все переписки Глибова пристально смотрел местный полицмейстер.
Потеряв место в гимназии, Глибов не смог найти никакой работы в Чернигове. Даже репетитором его не брали - рекомендовали вначале заняться воспитанием собственной жены, а затем уже браться воспитывать чужих детей. Лишенный работы, Глибов 30 октября 1863 уехал в Нежин к родителям жены, тем более, что от переживаний у Параски началась мастопатия. У Леонида Ивановича тоже возобновились страшные мигрени. Они решили временно покинуть Чернигов и переехать к Параскиному отцу. Ночами Параска не могла спать из-за болей в груди. Несмотря на то, что сан её отца священника не позволял общаться с ворожеями и знахарями, она стала искать спасение у знахарок. Как ни странно, они таки вылечили её от мастопатии, что не под силу и нашим онкологам. Потянулся к знахаркам и сам Леонид Иванович. Эти ворожки и травницы избавили его от вечных мигреней, вернули зрение. Он сам увлекся ворожбой и траволечением. Вообще-то он не имел никаких экстрасенсорных способностей, как, например, Гулак-Артемовский. Но он тщательно записывал рецепты и секреты травяных сборов, которые открывали ему, божьему страдальцу, неграмотные бабки-знахарки. Через год он уже имел огромный рукописный сборник заговоров и травяных сборов на все случаи жизни. К Глибовым потянулся ручеёк страждущих, ищущих и находящих у него излечение. Как настоящий знахарь, Глибов ни у кого ничего не брал - волшебный дар исчезает при малейшем мздоимстве. Зато Параска, втайне от Леонида Ивановича, всегда показывала излечившимся на кошель при выходе, куда они и складывали своё подаяние. Таким образом, Глибовы уже и без помощи отца-иерея ни в чём не терпели недостатка. Леонид Иванович даже хотел напечатать книгу «Ворожка». Увы, Черниговский митрополит Феодосий, поддержанный всем духовенством, наложил запрет на печатание. Православная церковь не признаёт ворожбы. Досталось и протоирею Бурдоносу за поощрение занятий зятя. Глибову стало неуютно в Нежине. Он пишет прошение губернатору кн. Голицину предоставить ему любую работу в Чернигове. Что же, кн. Голицын никогда не был злопамятен, да и тот рапорт в 111 отделение, где он характеризовал Глибова как «человека совершенно пустого», дал возможность Глибову избежать ареста.
Только в 1865 году он смог вернуться в Чернигов на должность переписчика губернского статистического комитета, где вместо зарплаты предоставляли возможность подработать, предоставляя клиентам нужные данные. Собственно говоря, предлагалось жить мздоимством. К сожалению, Леониду Ивановичу, как истому русскому интеллигенту, мздоимство было противно. Наконец Леониду Ивановичу повезло. Весною 1867 года на заседании Земского собрания подняли вопрос о необходимости иметь свой собственный земский печатный орган. Дело решили начать с назначения заведующего типографией, который бы и занялся всею дальнейшей организационной работой. Друзья сообщили об этом Глибову, и он обратился за помощью к старому знакомцу, общественному деятелю и писателю-историку Александру Ивановичу Ханенко. Познакомились они в 1858 году, когда Глибов переехал в Чернигов из Чёрного Острова, а предводитель дворянства Сурожского уезда Ханенко вошёл в созданный царём Комитет для разработки Закона «Положение о крестьянах» и благодаря этому жил с 22.07.58 по 22.02.59 в Чернигове. Шишацкий - Ильич тогда печатал, чуть ли не в каждом выпуске «Черниговских губернских ведомостей» стихи и басни Глибова, а также серию статей Ханенко по истории и археологии. Вот в редакции они и познакомились. Ханенко не только был любителем поэзии и поклонником басен Глибова, но и сам писал стихи. 1 октября 1867 Глибову удалось устроиться управляющим черниговской земской типографией. Земство выкупило для него небольшой уютный домик в центре города, рядом располагалась типография. Мало того, положили более чем 600 рублёвый оклад. Жить бы да жить. Увы, у Параски мастопатия перешла в рак груди и 4.11.1867 (по некоторым данным 1871) она умерла. Глибов ставит ей роскошный мраморный памятник, на котором вырезана его эпитафия жене:
Сокрыто здесь так много чистых грёз,
Любви и светлых упований,
Неведомых для мира слёз,
Никем не понятых страданий.
Увы, со временем эта эпитафия перекочевала на многие памятники умерших Черниговчан, а само захоронение Параски Глибовой затерялось… Смерть Глибовой стала немым укором совести кн. Голицыну. Он по собственному почину пишет в 111 отделение ходатайство: «Проступок Глибова был совершенно маловажен и наказание, понесенное им через лишение места, можно сказать, вполне его очистило». По этому ходатайству губернатора 25.05.1868 с Глибова был снят тайный надзор полиции. Чтобы уйти от одиночества, Леонид Иванович с головою ушёл в работу: подготавливал сборники своих басен, издавал книги-«бабочки», публиковал фельетоны, театральные обзоры, статьи, стихи на русском языке, произведения для детей. На этой должности ему суждено пробыть до конца своей жизни.
В общественной жизни повеяло весной. Он снова создаёт кружок «любителей украинской литературы и искусства». Его добрый знакомый Михаил Шевелев вспоминает: «Для единения со своими приятелями Л.И.Глибов завёл у себя еженедельные собрания «четверги». Именно на одном из таких четвергов и родилась идея напечатать в собственной типографии за свой счёт сборничек своих басен. Задумано - сделано! В 1872 году выходит второе дополненное издание басен Глибова на украинском языке. Книга раскупается мгновенно. Глибов обретает популярность. Теперь он стихи, статьи и фельетоны печатает не только в «Особом прибавлении к Черниговским губернским ведомостям» но и на страницах «Киевского телеграфа» и Московского «Будильника». Но ему и этого мало. Он хочет вернуть Чернигову «Черниговский листок»…
Хотя у Глибова и масса работы в типографии, он всё своё время отдаёт привитию черниговчанам любви к искусству. Недаром же его избрали почётным директором Черниговского театра. В 1973 году в этом театре ставят его украинскую пьесу «До мирового». В 1876 году «Эмским указом» было запрещено употребление украинского языка в художественной литературе и в театральных постановках. Пришлось Черниговчанам распрощаться и с «Наталкой Полтавкой» и с «До мирового». Правда, Глибов одинаково хорошо писал как по-украински, так и по-русски. Так что его русская «Хуторяночка» («Весёлые люди») - осталась. А 4 июня 1876 году Глибов впервые напечатал в « Киевском Телеграфе» начало своего сатирического цикла «Черниговский фельетон Капитана Бонвиван», а ещё через 2 месяца за собственный счёт выпустил книжечку-мотылёк «Красный мотылёк. Пигмей-альбомчик в стихах. Посвящается весельчакам. Капитан Бонвиван». Вот один из таких стишков:
Мой друг, последнюю страничку пускать пустою жаль,т
А потому вот на затычку простейшая мораль.
Я выпустил тебе «Удода»; Он дорог тем, что свой:
Своё зерно из огорода милей, чем перл чужой.
Пойми, что под небесным сводом приходится нам быть
Не только пёстреньким удодом, но даже волком выть…
Капитан Бонвиван на целых 7 лет стал любимым героем черниговских фельетонов. Он не был ни на кого похож. О чем думал хитрый Капитан Бонвиван? В его стихотворениях есть строка: "Я дома женщину люблю!". Если отнестись к ней серьезно, она многое объясняет в натуре Глибова. Наверное, это с детства, от его любимой сказки об Ивасике Телесике. Отсюда и "баба здоровенная, уночі страшенная" — она "страшенная" где-то там, на улице, за окном. Этот мотив страха из-за окна есть еще в одной поэме. Там ночью кто-то стучит в окно и говорит: я радуга, я не люблю ночи, пусти переночевать! Поэт забыл страх, взял ту радугу на руки, посадил около себя, начал раздевать, открыл лицо, а там — большая Дуля! Капитан Бонвиван умел давать дули и не любил их получать…
Байки Глибова, изданные в Херсоне, кооперативным обществом «Украинский книжный магазин ». 1918. Составитель С. Шульгин |
В том же 1882 Глибов женился во второй раз, на своей домоправительнице-красавице Параскеве Васильевне Барановой, в которую все годы после смерти первой жены был молчаливо влюблен. И только 25 ноября 1879 года, в воскресенье, закончилось это молчание. В тот день он написал смешное стихотворение "Девять лет не родила малина": "Девять лет я любил — и ни слова, Я любовь свою в тайну облек…". В своё время её соблазнил заезжий красавец-гусар. Когда же он укатил, женщина почувствовала, что она беременна. Хотела покончить с собой из-за такого позора. Леонид Иванович не дал. Он дал слово, что женится на ней и усыновит ребёнка, только кончится годичный траур по его жене. Слово он сдержал. Но ребёнок родился намного раньше этого срока, и мать отдала его в приют. Отказаться от ребенка было не труднее, чем нынче, но и забрать его обратно, было не легче. Только в начале 1879 они смогли усыновить мальчика, которого назвали Сашей, в честь того, бросившего её гусара…
В 1883 он, опять же за свой счёт, начинает выпускать в типографии дешевые книжки для народа. В ответ в №6 «Киевской старины» её редактор Ф.Б.Лебединцев после краткой биографии Леонида Глибова, пишет: «Басни Глибова могут служить весьма интересным и педагогическим чтением для крестьянских детей и даже для взрослых. То же самое следует сказать и относительно детей наших культурных классов, которые с каждым поколением всё более и более отделяются от родного места; для них чтение таких произведений, как разбираемая нами книжка, даже необходимо, ввиду настоятельной потребности развить чутьё языка в будущих культурных деятелях Украины».
На долгие 6 лет для Глибова наступила ночь молчания. Нет, он не прекратил писать стихи и басни. Просто их никто не печатал. Расходились они рукописными списками. Передавали их из рук в руки, зачитывали до дыр. Но до нас стихи тех лет почти не дошли. Ведь всё те рукописи, что собрал его пасынок Александр Глибов, исчезло вместе с ним в лихолетье гражданской войны. Больше не приходили к Глибову друзья на «Четверги». Зато каждый вечер в гости к «Дедушке Кенарю» (кенар - самец канарейки) собиралась детвора со всей округи и слушала его сказки. Едва ли не первым в украинской литературе Дедушка Кенар подарил детям такую форму загадки, как акростих…
Химерний, маленький, Бокастий, товстенький Коханчик удавсь; У тісто прибрався. Чимсь смачним напхався, В окропі купавсь. На смак уродився, Ще й маслом умився, В макітрі скакав... Недовго нажився, У дірку скотився. Круть-верть — та й пропав. Хотів був догнати — Шкода шкандибати: Лови не лови! А як його звати — Лінуюсь сказати, А нуте лиш ви! «То ж, діду коханий, Вареник гречаний!» — Кричить дітвора. Чому не вгадати! Не бігать шукати Такого добра. | Причудливый, маленький, Бокастый, толстенький Коханчик удался; В тесто убрался. Чем-то вкусным напихался, В кипятке купался. На вкус уродился, Еще маслом умылся, В макитре скакал ... Недолго пожил, В дырку скатился. Круть-верть - и пропал. Хотел догнать - Жаль ковылять: Лови НЕ лови! А как его зовут - Ленюсь сказать, Ну-ка только вы! «Так, дед любимый, Вареник гречневый »- Кричит детвора. Почему не угадать! Не бегать искать Такого добра. |
Л. Глибов, составляя стихотворные загадки для детей, зашифровывал в интересной поэтической форме обычные, знакомые вещи. В данном случае - это вареник, пухленький, толстенький, вкусненький. Об этом говорит отгадка в конце стихотворения. Единственное что сейчас редко кто готовит вареники из гречневой муки. Раньше это была традиционное украинское блюдо, кстати, очень полезное.
Но вот в 1889 году Громада командирует в Галычину Владимира Антоновича, для налаживания там издания украинской литературы для Восточной Украины. Благодаря Антоновичу Львовские газета «Зоря» и детский журнал «Дзвiночок» установили корреспондентскую связь с Леонидом Ивановичем и почти в каждом их номере стали появляться его новые украинские басни. Наконец то появилась возможность писать и печатать то, что хочешь и так, как хочешь. Благодаря этому за последние 3 года жизни Глибов написал и опубликовал больше, чем за все предыдущие годы.
В Глибове уже перестали видеть нигилиста. Весь город уже воспринимал его, как «Дедушку Кенаря», любимца детворы. В 1891 году Черниговская общественность отмечала полувековой юбилей литературной деятельности старого баснописца «Дедушки Кенаря». Городская дума организовала торжественный обед. Провозглашались многочисленные торжественные здравицы в его честь. Его бывший ученик, а теперь всемирно известный художник И. Рашевский нарисовал и преподнёс прекрасный портрет Глибова в венке из дубовых и лавровых листьев в окружении зверей в украинской национальной одежде. ( К сожалению, по личному приказу Адольфа Гитлера, все картины И. Рашевского, в том числе и портрет Глибова были вывезены в Германию и до сих пор не разысканы.) Звучало много здравиц-тостов. И на каждую здравицу ослепший дедушка Кенарь отвечал стихом импровизацией. Все эти ответные тосты-тексты можно свести к одному из его ответов:
Служа полжизни, господа, губернскому прогрессу,
Как орган честного труда, люблю я нашу прессу.
Поднимем же бокал к богам, прося чтоб эта пресса
Побольше проливала нам живой воды прогресса,
Чтоб благотворный луч небес блеснул с различных точек
И всероссийской прессы лес имел и наш листочек.
После этого торжественного юбилея он прожил ещё два года. Два года напряжённой плодотворной работы. Одновременно два года прогрессирующей болезни сердца, страшных постоянных мигреней. Не давала дышать астма, почти полностью потерял зрение. Но до последних дней он продолжал работать. 29 октября 1893 года, он продиктовал своему другу Александру Тыщинскому свою последнюю басню - завещание «Огонь и гай», кончающуюся словами:
Молодіж любая, надія наша, квіти!
Пригадуйте частіш Ви баєчку мою:
Цурайтеся брехні і бійтеся дружити
З таким приятелем, як той огонь в гаю.
К сожалению, та молодёжь - Коцюбинские, Примаковы, Подвойские и тысячи и тысячи украинцев не послушали дедушку Кенаря и подружились с огнём революции, чтобы затем сгореть в пламени гражданской войны или угаснуть в болотах ГУЛага… А дедушка Кенарь той же ночью отошёл в мир иной. Тихо умер во сне, как дано только Избранникам Божьим…
Чернигов торжественно похоронил своего большого гражданина на территории монастыря Святой Троицы (ул. Толстого, Болдина гора).
первый, дореволюционный, памятник ныне находится на территории музея Михаила Коцюбинского |
Ласкавим голосом пісень ти нам давав
У наше чесне діло віру,
І гомін радості й надії проводжав
Твою, тепер розбиту, ліру.
І от замовк твій глас, погас огонь ясний,
Що в темному світів околі,
Але не вмер поет у пам’яті людській:
Згадаєм ми тебе й в недоленьці лихій
І в кращий час нової долі.
Могила Л. Глибова в Чернигове с "золотым" советским памятником |
Попытки напечатать другие сборники апи жизни Глибова не удались - препятствовали цензурные запреты. Издание всего творчества писателя-классика стало возможным во времена Советской власти. Впрочем, если хотите себя удивить, возьмите зеленый советский двухтомник Глибова. Это — как чтиво о Робинзоне, который на безлюдном острове решил сам создать литературу, при том на двух языках. Только не читайте предисловие, где сказано, что Глибов своими баснями приближал Октябрьскую революцию и любовно переводил произведения дедушки Крылова, а значит, якобы имел явный комплекс младшего брата.
В залах музею Глибова далеко не все присвячене баснописцу |
А эту вазу директор музея склеивал собственноручно |
Скульптура Л. Глибова в парке (Седнев) |
Леонид Глибов на юбилейной монете Украины |
Википедия
"Иностранный сказочник Леонид Глибов", к.т.н. Владимир Сиротенко (Вербицький)
Комментариев нет :
Отправить комментарий