Сказочник кибернетической эпохи. к 95 летию Станислава Лема

Мир нужно изменять, иначе
он неконтролируемым образом начнёт изменять нас
Станислав Лем

Научная фантастика — специфический вид творчества. Многие серьёзные читатели пренебрегают сочинениями в этом жанре. Лишь отдельным — по пальцам перечесть — писателям-фантастам удалось отвоевать себе место в истории литературы. К их короткому ряду относится и польский прозаик Станислав Лем (1921−2006). Такие показатели, как переводы на сорок с лишним языков и громадные тиражи в разных странах, здесь ни о чём не говорят, у иных авторов развлекательного чтива тиражи не меньше. Лем — глубокий писатель философского склада, его книги будят мысль, и, к слову сказать, он избран почётным доктором ряда университетов. Если учесть, что им оставлено многотомное наследие — оно далеко не исчерпывается художественной прозой и философскими эссе, — то читательское внимание обеспечено Лему надолго. Десятилетие, прошедшее после его смерти, подтверждает это. Престиж, который он себе снискал, всё чаще заставляет относить его к числу классиков. Лем писал о часто выглядящих непреодолимыми трудностях общения человечества с далёкими от людей внеземными цивилизациями, о технологическом будущем земной цивилизации. Более поздние его работы посвящены также идеалистическому и утопическому обществу и проблемам существования человека в мире, в котором нечего делать из-за технологического развития. Его сообщества внеземных миров включают рои механических насекомых («Непобедимый»), разумный океан («Солярис») и другие. Проблемы технологической утопии рассматриваются в «Возвращении со звёзд», «Мире на Земле», «Осмотр на месте» и немного в «Кибериаде», по поводу которой "Нью-Йорк таймс" написала: "Станислав Лем - это Хорхе Луис Борхес эпохи полетов в космос, всерьез играющий со всеми понятиями современной философии и физики, от свободы воли до теории вероятности". В своем фундаментальном труде «Сумма технологии» Лем предвосхитил создание виртуальной реальности, нанороботов, а также развил идеи автоэволюции человека, искусственного интеллекта, сотворения искусственных миров. Интересно, что многие приписывают первенство Уильяму Гибсону, хотя он еще под стол пешком ходил, когда Лем уже описал виртуальную реальность (по Лему: видеопластика, фантоматика) и интернет. В романе «Непобедимый» Лем пишет об эволюции автоматов и миниатюризации вооружений. В повести «Голем XIV» Лем выдвигает гипотезу об эволюции на основе генетической передачи информации. Через несколько лет биолог Ричард Докинс, развивший теорию «эгоистичного гена», фактически подтвердил догадки Лема. В его произведениях можно прочитать о клонировании, биологическом оружии - о многом, что потом изобретет человек. А благодаря самому известному роману «Солярис» появился одноименный философский термин. Это вовсе не значит, что его книги скучны. Наоборот, они насыщены юмором, политической сатирой, забавной игрой слов и злободневными намёками. Произведения Лема изобилуют интеллектуальным юмором, игрой слов, всевозможными аллюзиями. Особо следует отметить иронию и самоиронию Лема.

Львов, ул. Богдана Лепкого, 4

Станислав Лем родился 12 сентября 1921 г. в г. Львове, который тогда входил в состав Польши. Его отец, Самуэль Лем, был известным врачом-отоларингологом, имевшим частную практику. "Когда началась Первая мировая война, Самуэль был призван в австро-венгерскую армию и попал в русский плен (о чём мечтал в своё время бравый солдат Швейк). Русский язык Лем-старший знал, это позволило ему даже в плену (в Туркестане) заниматься своим прямым делом — лечением больных. В конце концов он бежал. «Я, наверное, и не родился бы, — писал позже Лем-младший, — если бы не один еврейский парикмахер в маленьком городке на Украине, который оказался рядом, когда моего отца красные вели на расстрел. Парикмахер знал отца по Львову, а здесь брил местного коменданта, и тот выслушал его просьбу об освобождении отца». Впрочем, по воспоминаниям некоего Израиля Петрова, на одном из приёмов в Германии Станислав Лем рассказывал, что узнал его отца даже не сам парикмахер, а его племянник, который у дядюшки подрабатывал. Дядюшка за то, что пан Самуэль подобрал ему отличные очки, велел с той поры обслуживать его бесплатно. Но пан Самуэль давал щедрые чаевые. Вот эти чаевые его и спасли, потому что племянник, ко всему прочему, оказался ещё и адъютантом командира заградительного отряда…" (Г.Прашкевич, В.Борисов. "СТАНИСЛАВ ЛЕМ", из серии ЖЗЛ)

"Сабина Волльнер, мать Станислава Лема, была родом из Пшемысля. Она не имела никакой специальности и занималась в основном домашним хозяйством — штопала носки, стирала, убирала, готовила. С сыном всегда была ласкова, но Станислав, Сташек, как его называли в детстве, больше всё-таки льнул к отцу, поскольку интересы его уже в раннем детстве были достаточно широкими. Близких друзей у Сташека не было, по крайней мере в книге «Высокий замок»* [1966] Лем ни словом о таковых не обмолвился" (там же).

Согласно автобиографии Лема, они жили «на Браеровской улице [сегодня - ул. Богдана Лепкого], в доме номер четыре, на третьем этаже». "Норберт Винер начал свою автобиографию словами: "Я был чудо-ребенком". Пожалуй, про себя я бы мог сказать: "Я был монстром". Возможно это и преувеличение, но я, будучи еще совсем маленьким, умудрялся затерроризировать абсолютно всех окружающих. Скажем, я соглашался делать, что мне говорят, исключительно, если мой отец забирался на стул и начинал попеременно открывать и закрывать зонтик, кормить же себя я позволял исключительно под столом. Этого я на самом деле не помню; ведь всего лишь начало, лежащее где-то за пределами памяти. Славным малым меня, судя по всему, считали лишь многочисленные тетушки".

Читать и писать будущий фантаст научился уже в четыре года. Однако, читал он не, как и положено в таком возрасте, сказки и стихи, а тайком с упоением рассматривал медицинские книги и атласы отца, которые тот прятал в большом стеклянном шкафу. "Толком, правда, это умение я использовать не мог. Первое письмо, которое я написал отцу из Сколе [город в Карпатах], куда ездил отдыхать со своей мамой, представляло собой небольшое описание моих приключений в настоящем деревенском туалете. Да-да, том самом - с дыркой в деревянном полу. Кое-что я, правда, упоминать не стал. В эту самую дырку я выкинул связку ключей нашего хозяина..." Впрочем, некоторое внимание Станислав уделял и детским книгам, правда, особым образом. Он ставил на ногу стул и читал, балансируя им. «Мне неоднократно приходилось резко прерывать чтение, чтобы поймать падающий стул, иначе его грохот мог совсем нежелательно привлечь ко мне внимание домашних», — вспоминал он. Кстати, его двоюродный брат (по отцу) - польский поэт-песенник, писатель-сатирик, драматург, переводчик и журналист Марьян Хемар (6 апреля 1901, Лемберг, Австро-Венгрия — 11 февраля 1972, Доркинг, Великобритания).

* Львовский Высокий замок – это остатки средневековой фортификационной крепости, а также название горы, где она расположена и название парка, ее окружающего. Книга впервые была опубликована в 1966 г. В ней, вместе с подробным описанием своих детских лет, игр и изобретений, Лем затронул такие философские вопросы, как становление и развитие личности, осмысление механизма памяти, смысл исторического процесса и исследование феномена творческого процесса.

Несмотря на эту, как бы помягче выразиться, живость характера, отец сына никогда не бил, а мама ограничивалась легкими шлепками. Зато словесные выволочки он получал регулярно. Но самым строгим наказанием для мальчика было отлучение от обожаемого десерта. Сладости маленький Лем обожал. Это был потрясающий сластена! Обжора, который знал близлежащие кондитерские, а перед витринами торчал часами! Неудивительно, что из достопримечательностей Львова ему больше всего запомнилась кондитерская Залевского на Академической улице. Сахарные Николаи с упряжками, стада розовых свинок с шоколадными глазками, все мыслимые разновидности плодов, грибов и прочих вкусностей из сахарной пудры с орехами навсегда врезались в память будущего писателя.

Сташек Лем. 1925 г.

Лет в пять Сташек начал с увлечением конструировать всяческие электрические моторы, даже электролизом воды самостоятельно занимался. По схемам, найденным в толстой немецкой книге (из библиотеки отца), он пытался строить электрофорную машину Вимсхурста, индуктор Румкорфа, трансформатор Николы Теслы. Чуть ли не каждый день он неутомимо заносил в толстые чёрные тетради, а также в тетрадки поменьше, обклеенные мраморной бумагой, соображения о таких фантастических устройствах, как, например, приборчик для разрезания зёрен варёной кукурузы, или самолёт, построенный в форме огромного параболоида, или электромагнитная пушка, ну, само собой, вечный двигатель.

«Я проектировал боевые машины, — рассказывал писатель в романе «Высокий замок». — Одноместный танк — что-то вроде стального плоского гроба на гусеницах, с автоматическим пулемётом и мотоциклетным мотором, танк-снаряд, танк, перемещающийся по принципу винта, а не благодаря поступательному движению гусениц, самолёты, взлетающие вертикально — благодаря изменению расположения двигателей, и множество иных, больших и маленьких машин и приборов. Рисовал я тщательно и умело, разумеется, с различными фантастическими табличками, в которых фигурировали придуманные цифровые данные и другие важные технические подробности». (Кстати, в Интернете есть информация, что в 1944 году 23-летний Станислав Лем предлагал руководству Советского Союза свою помощь в работе над прототипом нового танка; там даже приводится копия письма из Центрального архива Министерства обороны Российской Федерации.)

Пользовались большим вниманием у мальчика и французские романы мамы, но не их содержание (языка-то он не знал!), а пикантные эротические картинки в книгах. Поэтому не странно, что Сташек рано увлекся противоположным полом. Хотя рано это еще мягко сказано. Жертвой самого первого любовного увлечения пала Миля — прачка семьи Лемов; разумеется, в свои пять лет собирался на ней жениться. Правда, вскоре он так же необыкновенно воспылал чувством к учительнице начальных классов; к сожалению, признавался писатель, время напрочь стёрло замечательные (какими ещё они могли быть?) черты этой его любви. Потом к незнакомой девочке, которую случайно повстречал на прогулке в Иезуитском парке (ныне парк им. Ивана Франко). Мальчик гонялся за ней и ее подружками по аллеям парка и пугал их фонариком. И вообще «…понемногу моей специальностью становилась несчастная любовь. Я до умопомрачения влюбился в девочку, которая была старше меня года на четыре, то есть почти в девушку, если учесть, что мне в то время было около десяти лет. Любопытно, что бурность такого рода платонических увлечений отнюдь не мешала мне в “любвишках” более — как бы это сказать? — вульгарных. Однажды, когда мне было, вероятно, лет восемь, отец, войдя на кухню, застал меня за тривиальным занятием: я щипал служанку. Смутившись, я пробормотал что-то вроде: “ах, да” и вышел…».

Станислав Лем. 1934 г.

В 1932 году родители одели Станислава в ученический мундир и отправили во Вторую высшую городскую гимназию имени имени Карла Шайноги (ныне одно из самых старейших учебных заведений Украины - школа № 8), где он и проучился до 1939. Даже спустя десятилетия Лем отлично помнил свой ежедневный маршрут в школу: мимо нынешнего госуниверситета имени Франко, через площадь Рынок с античными фонтанами Нептуна, под навесом ратуши, по улицам Подвальной и Русской. Впрочем, поступление в гимназию мало изменило его неугомонный нрав: Лем дрался и играл в футбол, рвал штаны, съезжая по бетонному желобу, и расшатывал с одноклассниками афишные тумбы, вырезал непечатные слова на деревянной поверхности парты и колол соседей чернильным пером, соревновался в «плевании на дальность» и мастерстве приклеивания папирос к потолку класса. Очень переживал, что долго не мог научиться свистеть на пальцах. А когда отменялся урок, он вместе с друзьями неизменно бежал на Высокий Замок (огромный парк на высоком холме), наслаждаясь неожиданной свободой под кронами вековых каштанов и любуясь панорамой Львова. Именно на это время приходятся его первые философские размышления. Идя в школу через площадь Святого Духа (ныне Ивана Пидковы), где в киоске продавали любимую им халву в двух разных по весу упаковках, мальчишку каждый раз грызли сомнения: что выгоднее покупать — одну крупную пачку за 20 грошей или две по 10 каждая? Впоследствии это назовут «дилеммой Лема».

Но несмотря на бесшабашную жизнь, подросток учился хорошо. "Мы изучали украинский, который нам преподавал профессор Турчин, поэтому я знаю его неплохо. Помню такую шутку о четырех периодах украинской литературы: «Первый был, но погиб, второго не было, третий — то Тарас Шевченко и Иван Франко, а четвертый будет»... Я знал, что мой профессор математики Мирон Зарицкий является украинцем, отцом девушки, которая принимала участие в убийстве министра Перацкого и был осужден на семь лет. Но этот факт никакой сенсации у нас не вызвал", - вспоминал впоследствии Станислав Лем. Однажды в гимназии проводили тестирование учеников на IQ и Станислав набрал аж 185 баллов. Это показало его одним из самых умных гимназистов Южной Польши, но узнал он об этом от бывшего чиновника образовательной системы лишь спустя много лет. За приготовлением домашних заданий строго следили нанятые родителями студент-репетитор Вилька и преподавательница французского языка. Правда, и дома сорванец не скучал: для детских официальных приёмов (никогда, понятно, не случавшихся) предприимчивый юный Сташек изготовлял собственные алкогольные напитки. «Я прятал за томами энциклопедии Брокгауза и Майера, — признавался он позже, — грязно-белый ящичек со скляночками, заполненными остатками вин и коктейлей собственной рецептуры. Я пользовался буфетом матери; основой коктейлей была тминная настойка, которую отец иногда употреблял перед обедом». Станислав регулярно сливал в бутылочки оставшиеся после гостей наливки и ликеры. И иногда позволял себе рюмочку.

Было у гимназистов тех лет и еще одно развлечение — ходить в театр всем классом. К сцене Станислав был равнодушен, но всех мальчишек развлекало появление гимназисток (в то время обучение было раздельное). И в огромном зрительном зале между подростками начинались нешуточные торги за места поближе к барышням. Не помогали даже заранее занятые преподавателями стратегические позиции...

Напротив гимназии, где учился Станислав Лем, до сих пор стоит афишная тумба, на которой он письменно назначал встречи однокашникам. Кстати, эти надписи так и не заклеили. А в его школе с тех лет сохранилась традиция дарить выпускникам ландыши...

За годы учебы увлечения Станислава постоянно менялись: собирание марок, выступления бродячих циркачей, первые звуковые фильмы, театр. Неизменными оставались лишь страсть к чтению и технике. Он тащил домой весь механический хлам, который удавалось найти: сломанные звонки, часы, отработанные детали автомобилей, коммутаторы, телефонные микрофоны. А стол был завален научно-популярными изданиями о последних технических достижениях и стопками чертежей. Когда Станислав собрал свой первый действующий электрический двигатель, он очень этим гордился, хотя механизм часто ломался и дребезжал всеми деталями.

Учиться Лем хотел во Львовской Политехнике, куда успешно сдал экзамены, но из-за своего «неправильного социального [буржуазного] класса» не был принят (отец-ЛОР был довольно богат) - в это время как раз Львов стал советским. Тогда Самуил Лем с помощью своих связей и известного биохимика профессора Якуба Парнаса «запихнул» (выражение Станислава Лема) сына в Медицинский институт, где тот, по его собственным словам, учился «без малейшего энтузиазма» с 1939 по 1941 гг., до захвата Львова немцами. Впрочем, альтернативы не было — могли забрать в Красную армию.

"У нас было к советам немного гадкого чувства превосходства. Говорили, что поезда из России во Львов едут быстро: «Спичка - махорка, спички — махорка», а возвращаются медленно: «кожа - мануфактура, кожа — мануфактура». Приехал к нам из Москвы преподавать физиологию профессор Воробьев. У бедняги не было часов и он приносил с собой на лекции будильник, чтобы ориентироваться, когда начинать, когда заканчивать. Рассказывал, что является учеником Павлова, но портки были такие протертые, что было видно нижнее белье. Обучение иногда имело юмористический аспект. Когда сдавал экзамен по марксизму-ленинизму, сказал преподавателю, что Карла Маркса я читал в оригинале и только в оригинале могу представлять его мысли. Что-то я там нагло говорил, но не переживал, зная, что экзаменатор немецкой не понимает."

Во время немецкой оккупации семье Лема, несмотря на еврейское происхождение, посчастливилось, благодаря поддельным документам, избежать депортации в гетто и они остались во Львове (все прочие близкие родственники семьи Лема, бывшие тогда в Польше, погибли осенью 1942 года в газовых камерах концлагеря Белжец). Юноша, ставший по документам Яном Донабидовичем, "который имел, кажется, армянское происхождение", работал сварщиком и помощником автомеханика в гараже, а также тайно состоял в группе сопротивления нацистам: передавал партизанам патроны и взрывчатку, которые как работник немецкой фирмы мог воровать со «склада трофеев германских военно-воздушных сил», укрывал на чердаке гаража, где он в то время работал, еврея и промышлял в автомастерской «искусством малого саботажа» — хотя это и походит на позднее советское допридумывание биографии польского писателя, — согласно которому, «вражеские машины должны были выходить из строя не сразу, а где то на дороге и на долгое время». Осознавая все риски, Станислав нередко шел навстречу опасности, к примеру, украденное, вопреки всем правилам конспирации, перевозил в трамвае. Однажды полицейский прыгнул на подножку трамвая и прижался к юноше сзади, чтобы ухватиться за ручку двери. «Это могло кончиться для меня очень плохо. Я проявил несубординацию, легкомыслие и глупость и все же поступил именно так. Что это было — вызов судьбе или недомыслие? Я и теперь не знаю», — позже размышлял Лем. Позднее Лем заметит, что только благодаря нацистскому законодательству он узнал, что у него были в роду евреи.

"Во время боев за Львов мы все находились в пивной. И захотелось мне выпить холодного борща, который стоял в кастрюле на кухне. У меня была фарфоровая чашка с ушком. Когда зачерпнул им борщ, вдруг вокруг побелело и послышался такой шум взрыва, что я едва не оглох. От чашки осталось только ушко на пальцах, а на плечах застряла оконная рама, а с лица текла кровь. Аппетит на борщ пропал сразу…

Многие дома до войны принадлежали евреям и люди говорили, что хозяева в своих подвалах замуровали сокровища — золото, драгоценности. Не один день после ухода немцев везде было слышно стук-стук как на Клондайке — люди целыми днями искали в пивной. Не слышал, чтобы что-то нашли." (С.Лем)

В 1944 г., когда советские войска освободили город, Станислав Лем снова возобновил учебу в Медицинском институте. "...Я мог бы зарабатывать достаточно много, работая сварщиком. С одной стороны это выглядело достаточно привлекательно, ибо начинать в Кракове приходилось с нуля. С другой - даже мысль о том, что я могу бросить обучение, сильно огорчала моего отца. В течение некоторого времени я не мог сделать выбор, но, в конце концов, решил продолжить медицинское образование". Спустя 2 года, когда стало ясно, что Львов больше не принадлежит Польше, будущий писатель в рамках программы репатриации навсегда покинул родной город. Он переехал в Краков, где снова продолжил изучение медицины в Ягеллонском университете – одном из старейших высших учебных заведений Европы. В том же, 1946-м году, произошел литературный дебют Лема: польский журнал «Новый мир приключений» впервые опубликовал его рассказ «Человек с Марса». После этого его стихотворения и рассказы публиковались в таких периодических изданиях, как «Универсальный Еженедельник», «Польский солдат», «Кузница» и др.

Кароль Войтыла, будущий Папа Римский Иоанн Павел II

Скорее всего там же, в Ягеллонском Университете, Лем познакомился с Каролем Войтылой, будущим папой римским Иоанном Павлом II, где тот изучал философию и различные языки. Позднее, уже будучи понтификом, тот благословил Лема и его семью. Все это крайне удивительно в свете измышлений Лема, зачастую направленных против религии, как минимум высмеивающих саму идею сотворения мира и порой передающих роль демиургов людям (а то и роботам). Кроме того, Лема занимали неканоничные вопросы обновления католической церкви: исповедовать ли искусственный интеллект? давать ли причастие клонам? проникает ли божий промысел на территорию виртуальных миров? Впрочем, среди ехидных еретических измышлений пана Лема нашлось место и проникновенному сочинению про понтифика, где старый знакомый писателя представал как символ абсолютного добра, противостоящего абсолютному злу, — рассказ «Черное и белое» вышел на немецком в 1984 году и рассказывал историю трех покушений на Иоанна Павла II.

После окончания обучения в 1948 году Станислав Лем отказался сдавать выпускные экзамены, желая уклониться от карьеры военного врача, и получил всего лишь сертификат окончившего курс медицинского обучения ("Армия забрала всех моих друзей, причем не на год или на два, они остались там навсегда"). Хотя существует и другая версия произошедшего: Лем не захотел отвечать на экзаменационные вопросы в духе доминирующей в то время в биологии доктрины Лысенко, а в 1948 году он опубликовал статью, в которой критиковал Лысенко, и был изгнан из научного сообщества. "Тот лысенкизм был настоящей «бздурой» (бессмыслицей). Помню визит во Львов правой руки Лысенко некоего Глущенко, который показывал нам помидор величиной с футбольный мяч, что вызвало настоящее удивление. И когда кто-то захотел потрогать, то услышал, что этот образец является из воска, а оригинал находится в Москве. На это кто-то из публики тихо сказал, что видел, как из шляпы вытягивают за уши белого кролика, хотя все знают, что кролики в шляпе не рождаются»".

Лем работал ассистентом профессора Мечислава Хойновского в «Науковедческом кружке» («Кружок» был коллектором всей зарубежной научной литературы, поступавшей тогда в Польшу): "...Знакомство с Хойновским стало переломным моментом в моей жизни. Сильно повлияло на мое общее и интеллектуальное развитие". Рассказы Лем начал писать в свободное время в целях заработка дополнительных средств к существованию в тяжёлое послевоенное время. Впервые его произведения были опубликованы в 1946 году. Позднее это увлечение переросло в основное занятие Лема, отодвинувшее на второй план работу в медицине. В 1948—1950 годах Лем работал также младшим ассистентом в анатомическом театре при университете.

Фильм по роману «Больница преображения»

В 1947-1950 гг. Станислав Лем работал младшим ассистентом в университетской медицинской лаборатории доктора Мичеслава Чойновского и одновременно тесно сотрудничал с журналом «Жизнь науки». В 1948 Лем закончил первый роман «Больница Преображения», однако он не прошел цензуру и был опубликован лишь в 1955. "...Каждые несколько недель ездил ночным поездом в Варшаву. Я брал самые дешевые билеты, потому был тогда слишком беден. Там, в Варшаве, я вел бесконечные дискуссии в издательстве "Ksiazka i Wiedza". Эти ребята подвергали чудовищным истязаниям мой "Госпиталь Трансфигурации", количество критических рецензий росло не по дням, а по часам, и в каждой из них роман называли декадентским и контрреволюционным. Мне указывали, что и как надо переделывать... Надежда, что роман все-таки опубликуют, продолжала тлеть, потому я старательно писал и переделывал... Поскольку "Госпиталь Трансфигурации" считался неправильным с "идеологической точки зрения", я обязался написать в будущем дополнительные эпизоды, чтобы достичь "композиционного баланса".

Молодой Станислав Лем с женой. 1956 г

В 1950 г. произошло знакомство Станислава Лема с Барбарой Лесняк, работавшей врачом-рентгенологом, которая в 1953 г. стала его супругой. "Я познакомился с ней, кажется, в 1950-ом, и после 2-х или 3-х лет осады, она приняла мое предложение. У нас тогда еще не было собственного жилья: я ютился в крошечной комнатке, стены которой были покрыты плесенью, супруга же, собираясь закончить медицинское образование, жила со своей сестрой на улице Сарего". Барбара и Станислав Лемы поселились на Клинах в 1958 году. Их сюда уговорили переехать Тереза и Ян Блоньские, проживавшие на ул. Нарвик. Сначала Лем не хотел и слушать о переезде из города (Клины тогда считались пригородом), но ситуация была такова, что на ул. Бонеровской, где жили тогда Лемы, проживало четыре семьи с одной кухней и одной ванной комнатой. Чета Лемов вступила в кооператив, который быстро выстроил пару десятков односемейных домов в чистом поле под Краковом. Дома сдавались в эксплуатацию жильцам без внутренней отделки, едва достроенными. Все, кроме одного, уже были заняты, один же оставался стоять пустым, потому что стоял ниже всех, и вода из окрестных полей и пустырей после каждого дождя устремлялась в подвал, где стояла болотом.

Сташек и Томек в кабинете. 1973 г.

«Друзья, осведомленные о том, советовали не покупать тот дом, расположенный вдали от города и транспортных коммуникаций, без канализации, газа, асфальтированной подъездной дороги, и который, по всей вероятности, должен был сгнить и развалиться в течение нескольких лет», − говорит сын писателя, переводчик и мемуарист Томаш Лем (родился 14 марта 1968 года) в посвященной отцу книге «Приключения в поле всемирного тяготения» («Awantury na tle powszechnego ciążenia», Wydawnictwo Literackie, Kraków 2009). Вопреки опасениям, дом по адресу ул. Нарвик, 66 стоит и сегодня. Именно здесь были написаны самые известные произведения Станислава Лема.

Появление сына в семье Станислава Лема и Барбары Лесьняк только на пятнадцатый год совместной жизни объясняется тем, что Станислав долгое время не хотел иметь детей, опасаясь внезапного начала войны между США и СССР. В ней, как он полагал, обязательно дойдет до ядерного оружия, а стало быть Третья мировая война окажется еще и последней. Пессимизма Лему придавала пережитая немецкая оккупация и болезненный переезд из Львова уже при Советах. Томаш Лем родился только в 1968 году, когда писателю было 47 лет.

Так дом Лема в Кракове выглядит сейчас

Кабинет писателя.
С правой стороны – кресло,
в котором были написаны его наилучшие произведения,
с левой – в котором Лем читал.

Станислав Лем ценил покой и тишину Клинов. Здесь он позднее построил второй дом, где и жил до самой смерти. Но более всего он чувствовал себя счастливым в своем собственном кабинете, где он проводил почти все время. День писателя начинался примерно в 4.00 со стука пишущей машинки – он писал, в основном, в первой половине дня. Его работоспособность была чрезвычайно высока. Исследователи творчества фантаста подсчитали, что каждые три дня он выдавал эссе или публицистический текст. Лем знал шесть языков: польский, русский, украинский, немецкий, английский, французский и перечитывал море научной литературы.

Затем он отвозил жену на работу на ул. Дунаевского, делал покупки и возвращался домой. "Гулял дядя мало, и только потому, что тетя настаивала, – улыбается издатель Михал Зых, племянник Станислава Лема. – Он не любил ходить пешком, но уступал уговорам жены, которая была непреклонна в этом вопросе. Они гуляли по лугу, на котором сейчас расположен парк Мачека и Дороты. Дядя сокращал прогулки до минимума, чтобы как можно скорее пойти домой. В 13.00 часов всегда был обед, потом дядя читал, запершись в своем кабинете. Ложился он рано – в 20.00-21.00." Добрые соседские отношения Лемы поддерживали с Блоньскими и Мадейскими – доктор Мадейский лечил его от сенной лихорадки, а он, в свою очередь, посвятил ему роман «Катар» и написал вступление для его книги «Живопись и шизофрения» («Malarstwo i schizofrenia»).

Лем у своего «Wartburg 311», 1962 г.

Станислав Лем имел слабость к автомобилям. Он был одним из первых «моторизованых» жителей Клинов Борковских, счастливым обладателем P70, а затем и последующих – фиата, вартбурга, мерседеса. Все свои машины он ремонтировал у соседа, пана Зависляка, мастера на все руки. "Они часами могли говорить об автомобильной промышленности, – говорит пани Барбара. – Сидели в кухне и говорили о коленчатых валах, моделях автомобилей и т. д." Известный фантаст также был страстным любителем сладкого. У него была любимая кондитерская в отеле "Cracovia", откуда он привозил печенье, а в кабинете у него был солидный запас марципанов в шоколаде.

Безмолвная звезда
постер к фильму по роману С. Лема «Астронавты»

В 1951 г. был опубликован научно-фантастический роман Лема «Астронавты», принесший автору литературный успех и известность, роман неоднократно публиковался за рубежом. "В 1950-ом году в доме Писательского Содружества в Закопане я познакомился с неким толстым джентльменом. Однажды с этим самым джентльменом, который, как я впоследствии узнал, оказался никем иным, как Жерзи Пански, из издательства "Czytelnik"; мы отправились погулять в Czarny Staw. Во время нашей прогулки, мы обсуждали проблему практически полного отсутствия польской научной фантастики... Пански поинтересовался, смог бы я написать книгу в означенном жанре. Я, даже и не подозревая о том, кем на самом деле является Жерзи, ответил: "да". Мне казалось, что он - самый обычный толстый парень, который, как и я, случайно остановился в "Астории". Через некоторое время меня поджидал чертовски занятный сюрприз - пришло письмо из "Czytelnik" с авторским предложением. Даже не представляя о чем будет моя книга, я написал название: "Астронавты" и в кратчайшие сроки написал свою первую книгу, которая была без промедления опубликована". С этого времени Станислав Лем активно занялся писательским трудом.

Не смотря на то, что Лем никогда не поддерживал коммунизм, в 1954 году в еженедельнике «Przekrój» публиковались отрывки из романа "Магелланово облако", действие которого происходит в XXXII веке: на Земле претворены в жизнь идеалы коммунизма, в результате чего освободившееся от предрассудков общество идёт по пути научно-технического и культурного прогресса. Тогда же вместе с публикуемыми отрывками в «Przekrój» был напечатан микрорассказ-автопародия «Около мегаломана». В следующем году он вышел полностью в издательстве «Iskry». Впервые был переведён на русский язык Л. Яковлевым и издан в 1960 году. Журнальные варианты романа (или его отрывки) публиковались в СССР неоднократно: журналы “Польша” (1958), “Юный техник” (1960), “Уральский следопыт” (1975), “Польское обозрение” (1978). В 1963 году по мотивам романа в Чехословакии был снят фильм «Ikarie XB 1» режиссёра Индржиха Полака. Впоследствии Лем весьма критически относился к этому своему раннему роману: «„Магелланово облако“ я считаю достаточно слабым произведением, в особенности в смысле языка: слащавая по содержанию и слишком высокопарная в стилистическом отношении… Я тогда находился под сильным влиянием Рильке, хоть моя стилистика и приходилась десятой водой на киселе этому поэту. Если это ещё и наложить на переслащенную фабулу, получим экстракт соцреалистических времен… Конечно, она в значительной степени реализует постулаты соцреализма (надо все-таки помнить, что она появилась в самый разгар сталинской эпохи). Но критики-коммунисты были от этой книги далеко не в восторге, у нее были серьезные проблемы с цензурой, и ее появление на свет было задержано на полтора года. Среди прочего мне ставили в вину мое буржуазное мировоззрение, а один из критиков прямо написал, что "текст изобилует сугубо идеалистическими суждениями, которые трудно примирить со здоровым диалектико-материалистическим восприятием мира, характерным для членов коммунистического общества». Одним из следствий такого отношения был запрет перевода на другие языки. В частности, Лем запретил переводить «Магелланово облако» на японский язык, со следующей формулировкой: «Япония не знала коммунистического режима, и если мой роман обратит в коммунизм хотя бы одного-единственного японца, мне суждено гореть в аду».

Титульный лист «Книги роботов» С. Лема. Д. Мруз. 1961 г.

В 1964 г. был впервые опубликован сборник философско-футурологических эссе – «Сумма технологии». В этом фундаментальном труде Станислав Лем предвосхитил появление виртуальной реальности, нанотехнологий и искусственного интеллекта. В книге писатель развил идеи создания искусственных миров, автоэволюции человечества и многие другие философские тематики, связанные с функционированием цивилизации. «Существует Гармония или Хаос или же Бардак и Порядок, в зависимости от того, как смотреть, где искать и чего желать, — писал он Мрожеку в октябре 1963 года. — Подробности смотри в "Сумме технологии", в которой на 21 авторском листе наконец-то изложено Все. Однако обращаю твое внимание на то, что положение настолько сложное, что может существовать как идиотская Гармония, так и великолепный непорядок; жизнь — это борьба Демона Случайности с Демоном Причинности. Но в любом случае это лучше Аримана и Ормузда с их дикими развлечениями».

В период с 56-го по 68-й у поляков советская «оттепель» сопровождалась освобождением от цензуры и, что естественно, всплеском литературного творчества. Лем отказывается от «традиционных» форм научной фантастики и переходит к «экспериментам». Он становится авторитетным писателем-фантастом, футурологом, автором таких глубоких научно-фантастических работ, как «Солярис», «Эдем», «Возвращение со звезд», «Непобедимый», «Глас Господа».

Вполне технологичные наноустройства действуют у Станислава Лема в романе «Непобедимый», написанном аж в 1964 году. Крейсер землян с одноименным именем приземляется на неизвестную планету и люди встречают там … мошек. Электрических роботов не больше насекомого. Позже выясняется – это предел эволюции автоматов, многие века приспособления живых механизмов бывших некогда человекоподобными. Грозный символ для всех людей… Пугает одно – уже сейчас в самых технически развитых вооруженных силах мира ведутся разработки нано-армий.. Те же мошки, либо нападающие роем, либо следующие строем до места операции и там конструирующиеся во что-то более крупное – танк, орудие, крейсер… А может эта машина убийства не будет похожа ни на что, известное раньше.. Как далеко зайдут эти опыты над воистину непобедимым оружием и не будет ли в результате побеждено само человечество- это покажет лишь Время - Великий Наблюдатель…

Вот такую картину будущего хранения текстовой информации рисует великий польский фантаст в романах «Возвращение со звезд» и «Глас Господа». "Книжный магазин напоминал скорее лабораторию электроники. Книги - кристаллики с запечатленной в них информацией». Ну чем не флешки? Мало кто знает, но устроены эти современные универсальные хранения информации именно так. «Читали кристаллы с помощью оптона. Оптон напоминал настоящую книгу только с одной-единственной страницей между обложками. От каждого прикосновения на ней появлялась следующая страница текста". Так что дорогие владельцы дорогих и самых новых айфонов и айпадов, ваши портативные устройства, без которых жизнь не мила, были предсказаны более полувека назад. Впрочем, Лем умер в 2006 – до воплощения своих идей в металле он дожил. Но кто знает, не его ли романы, которыми зачитывалось юношество, подвигли создателей сенсорного экрана на величайшее открытие?

«Солярис», илл. ЛИКУЧЁВ АНДРЕЙ

Основная часть романа «Солярис» была написана летом 1959 года, когда писатель отдыхал на юге Польши. Но, вернувшись домой, писатель забросил незаконченную рукопись почти на год. В 1960-м Лем решает все же закончить роман. Как он позже писал в своих автобиографических книгах, многие вещи в его произведении были необъяснимы для него самого — во время работы над романом писателю иногда казалось, что кто-то другой подсказывает ему, что и как нужно писать. "Все романы типа «Солярис» написаны одним и тем же способом, который я сам не могу объяснить… Я и теперь ещё могу показать те места в «Солярис» или «Возвращении со звёзд», где я во время писания оказался по сути в роли читателя. Когда Кельвин прибывает на станцию Солярис и не встречает там никого, когда он отправляется на поиски кого-нибудь из персонала станции и встречает Снаута, а тот его явно боится, я и понятия не имел, почему никто не встретил посланца с Земли и чего так боится Снаут. Да, я решительно ничего не знал о каком-то там «живом Океане», покрывающем планету. Всё это открылось мне позже, так же, как читателю во время чтения, с той лишь разницей, что только я сам мог привести всё в порядок". С. Лем. «Моя жизнь»

Впрочем, в большинстве случаев Лем не знал, что конкретно будет происходить с героями книги, какой сюжетный поворот выведет их к финалу. Сам писатель вспоминал об этом так: «Я, когда начинаю новую вещь, не знаю, что будет дальше. Иногда как будто должен получиться небольшой рассказ, как вдруг тебя понесет, и ты с удивлением наблюдаешь, что рассказ растет и растет».

Фантом доктора Кельвина. к/ф «Солярис» (1972)

В 1963 году «Солярис» был переведен на русский язык. Он настолько понравился советским читателям, что всего лишь через пять лет после публикации по его мотивам был снят телевизионный спектакль с Василием Лановым в главной роли, а в 1972 году Андрей Тарковский снял полноценный фильм по роману Лема с Донатасом Банионисом в роли Келвина.

Солярис (2002, США)

Лем ездил в Москву на переговоры с Андреем Тарковским по поводу экранизации «Соляриса», однако, как он сам признавался, на тот момент он не видел ни одного фильма режиссера. Тарковский стал рассказывать писателю о тех новшествах и дополнениях, которые он хотел бы внести в историю, — чем не мог обрадовать трепетно относящегося к своим произведениям фантаста. Тем не менее Лем дал разрешение на съемки, хотя впоследствии критиковал результат. Лем сравнивал Тарковского с поручиком эпохи Тургенева, симпатичным и обаятельным, но делающим все всегда по-своему, — «прежде всего, ему ничего нельзя втолковать». "Однажды я сравнил нас с Тарковским с упряжкой из двух лошадей, каждая из которых тянет телегу в своем направлении. Тарковский был гениальным художником и исключительной личностью, и, наверное, именно поэтому нам не удалось достичь никакого компромисса. Мне не нравилось ни психологическое решение картины в целом, ни нравственные сомнения, которые мучат главного героя на экране. "Солярис" должен был стать вопросом о границах человеческого познания, а не психологической драмой типа "Преступления и наказания" в космосе. Кроме того, Тарковский слишком "заземлил" мою книгу: ввел родителей и родственников Кельвина. В конце появляется какая-то избушка на острове. Когда я об этом слышу, меня охватывает чудовищное раздражение". Позднее, в двухтысячных, когда вышла американская экранизация «Соляриса» с Джорджем Клуни, Лем саркастично заметил: «Я думал, что худшим был «Солярис» Тарковского». "Фильм Содерберга, хотя и потребовал много сил и средств, оказался сплошным недоразумением. У меня такое впечатление, что сам этот в общем-то очень талантливый режиссер не до конца понимал, чего хочет. Однажды он сказал, что попытается соединить "Космическую одиссею" с "Последним танго в Париже". Но это все равно что приготовить солянку с клубникой и подать все это холодным. К счастью, я не принимал в этом никакого участия и не должен был смотреть того, что получилось".

Тищенко Геннадий Иванович. "Солярис Лема"

Роман оказал большое влияние на развитие научной фантастики, книга неоднократно экранизировалась и переведена более чем на 30 языков, в том числе и на русский. По мнению Бориса Стругацкого, роман Лема входит в десятку лучших произведений жанра и оказал «сильнейшее — прямое либо косвенное — влияние на мировую фантастику XX века вообще и на отечественную фантастику в особенности». Сергей Лукьяненко в романе «Звёзды — холодные игрушки» делает упоминание о подобном живом океане: «…А была целая планета, имевшая разум. Океан разумной протоплазмы, с которым никто не смог установить контакт… и Алари получили приказ…».

Солярис. Картина Доминика Синьоре

Уже с пятидесятых годов Лема сильно ранила разница между его статусом в СССР и у себя на родине. В Советском Союзе, даже несмотря на его мягкое диссидентство, его принимали как одного из самых выдающихся писателей современности, публичного интеллектуала и ересиарха от футурологии. С писателем встречались академик Капица, космонавты Феоктистов и Егоров, писатели Евгений Войскунский и братья Стругацкие сопровождали буквально каждый шаг польского гостя, из театра к Лему примчался Высоцкий, чтобы спеть ему несколько песен. По книгам Лема многие учили польский язык. Как не без горечи отмечал сам Лем, в СССР его «Астронавты» вышли тиражом в два с половиной миллиона экземпляров с предисловием космонавта Титова, в то время как в Польше за весь 1964 год удалось продать всего два десятка книг. В Польше он был просто фантастом, чьи книги не получали внимания научного сообщества. Как писал сам Лем: «На Востоке меня воспринимают попросту в виде океана. …Польша — это особый случай, потому что никто у нас не является пророком».

"... «Малыш» и «Пикник на обочине». <…> У меня создалось впечатление, хотя, конечно, я могу ошибаться, что Стругацкие в некотором смысле идут протоптанными мною тропами, но делают это самостоятельно и умно, иначе говоря, за таких «учеников» нисколько не стыдно. Но, несмотря на всё это, мне хотелось бы, чтобы они делали что-то своё суверенное, полностью независимое от меня. Впрочем, этого я хотел бы и от всей мировой фантастики". — Станислав Лем Рафаилу Нудельману, нач. 1974

В 1973 г. Станислав Лем стал почетным членом в Ассоциации писателей научной фантастики Америки SFWA (учредитель премии «Небьюла»), откуда его исключили через 3 года за критику американской научно-фантастической литературы, которую он называл китчем, обвинял в плохой продуманности, бедном стиле письма и чрезмерной заинтересованности в прибыли в ущерб новым идеям и литературным формам. Позднее, после протестов со стороны Урсулы Ле Гуин, Майкла Муркока и некоторых других членов SFWA, Ассоциация предложила ему обычное членство, которое Лем отклонил.

Лем в своей библиотеке. 1970 г.

В сентябре 1974 года ФБР получило письмо с шокирующими обвинениями. В письме говорилось о коммунистическом заговоре, цель которого – завладеть умами американцев с помощью пропаганды, замаскированной под научную фантастику. Коммунистические агенты якобы внедрились в крупнейшие западные издательства и объединения писателей-фантастов. Дирижировал же всем этим коммунистический комитет, действующий под псевдонимом…«Станислав Лем». Раскрыл этот коварный замысел не кто иной, как Филип Киндред Дик, легендарный американский писатель-фантаст. Если верить его письму, великий Станислав Лем никогда не существовал, разве что как подставное лицо для распространения пропаганды. Он был «скорее комитетом из нескольких человек, нежели отдельно взятой личностью». В качестве доказательств Дик приводит тот факт, что «[Лем] пишет, используя разные стили и иногда читает на иностранных языках, а иногда нет». Масштабы заговора впечатляли: «Партия управляет американским издательским домом, который публикует значительную часть научной фантастики, контролируемой Партией». Помимо Лема Дик назвал имена трех других писателей-фантастов: Питера Фиттинга, Фредрика Джеймсона и Франца Роттенштайнера (литературного агента Лема на Западе). Комитет, стоявший за Лемом, стремился «монополизировать влияние на общественное мнение , посредством критики и эссе, и в этом состоит угроза всей нашей научной фантастике с присущей ей свободой взглядов и мнений». По мнению Дика, заговорщики весьма преуспели, поскольку «их присутствие очевидно в наиважнейших публикациях нашей профессиональной организации Американской ассоциации писателей-фантастов (SFWA)»...

Филип К. Дик

На самом деле Станислав Лем никогда не был членом компартии. Он даже позволял себе публично ее критиковать. В начале 1970-х Центральный комитет ПОРП и министр внутренних дел ПНР Францишек Шляхциц пытались уговорить Лема поддержать правительство Эдварда Герека, но Лем отказался. Позднее, в 1970-е, он активно выступал против властей, подписал протестное письмо против внесения поправок на тему «дружбы с Советским Союзом» в конституцию. В ПНР Лем симпатизировал диссидентскому движению, примыкал к организации оппозиционных интеллектуалов Польское независимое соглашение. В его статьях для парижского эмигрантского журнала «Культура» содержалось немало критики ПНР.

Несмотря на все усилия Дика ФБР не заинтересовалось Лемом, в отличие от польских спецслужб. К 1978 году в переписку Лема с иностранными издателями и литературными агентами так нагло вмешивалась цензура, что писатель обратился с протестом в Отдел культуры ЦК. Эта травля и введение военного положения в 1981 году подтолкнули Лема к решению покинуть Польшу.

Как было сказано выше, Лем сильно критиковал американских фантастов. Однако был один автор, которого в своей язвительной критике Лем обходил стороной, ‒ им-то и был обличитель Лема Филип Киндер Дик. Название эссе Лема о Дике ярко свидетельствует об его отношении к американскому фантасту: «Визионер среди шарлатанов». В этом эссе Лем высоко оценивает литературный талант Дика и объясняет причины упадка американской научной фантастики. Судя по всему, Дик не знал о высокой оценке своего творчества Лемом и воспринял его критику на свой счет, написав в письме ФБР: «Представляется, что талант Лема сильно переоценен, а он в своих оскорбительных и невежественных нападках на американскую научную фантастику и американских писателей-фантастов зашел слишком далеко и задел всех, кроме преданных Партии (я и сам один из тех, кого это глубоко задело)». Кроме того, у Дика была еще одна причина не любить Лема. В 1972 году Лем перевел на польский роман Дика «Убик» («Ubik»). По различным причинам польский издатель не смог выплатить Дику авторский гонорар. Это, конечно, не могло не настроить Дика против Лема.

ФБР не заинтересовалось Лемом, зато пристально следило за Диком. Из его досье следует, что это был не первый его контакт с ФБР. Он писал в ФБР несколько раз. Всего за два года до письма с обвинениями в адрес Лема он раскрыл другой мировой заговор, на сей раз на другом конце политического спектра. В 1972 году к нему якобы обратился представитель неонацистской организации, уговаривавший Дика, чтобы тот в своих книгах разместил закодированные послания о «политике, нелегальном оружии и т.д.». Дик считал эту организацию виновной в серии ограблений в его доме в Калифорнии. Правда, учитывая тот факт, что письмо о Леме не было даже включено в досье Дика, ФБР вряд ли придавало большое значение его теориям...

В 1981 году Лем получил почётную ученую степень Вроцлавского Технологического университета, а позднее — Опольского, Львовского и Ягеллонского университетов. Почётный доктор Львовского медицинского университета. Станислав Лем много путешествовал: ездил в Советский Союз, Восточную Германию, Чехословакию. В 1982-ом, после ввода военного положения в Польше, Станислав Лем покинул родину, дабы прослушать курс лекций в Wissenschaftskolleg. Год спустя, он переехал в Вену. Живя за границей, Лем написал две свои последние научно-фантастические книги: "Мир на Земле" и "Фиаско". Писатель вернулся в Польшу в 1988.

В 80-е годы Лем осознавал неизбежность распада СССР, но предполагал, что это случится не так быстро: не через 5-6 лет, а приблизительно в 2010 году. Одну из основных причин краха системы Станислав Лем видел в том, что СССР не справился с неподъемной для него гонкой вооружений. В мае 1986 года Лем писал: «Реакция на Чернобыльскую катастрофу демонстрирует, что СССР вообще не подготовлен к принятию атомных ударов. Если б это было не так, он имел бы в распоряжении значительные и должным образом размещённые на своей территории запасы средств противодействия лучевому поражению, хорошо эшелонированные группы антирадиационных, разведывательных, эвакуационных, фармакологических, санитарных и медицинских служб. Между тем сразу же после катастрофы, Советы обратились к Западу с просьбой предоставить не только экспертов, но и лекарства…». Писатель с воодушевлением принял перестройку, гласность, считал, что в социалистическом обществе произошли позитивные изменения.

В 1989 году в советском журнале «Природа» вышла статья «Стратегии паразитов, вирус СПИДа и одна эволюционная гипотеза» в переводе с польского языка исследователя творчества писателя К. В. Душенко и с комментариями к ней доктора биологических наук Т. И. Тихоненко. По своей сути эта работа Лема представляет собой первую попытку осмысления причин появления пандемии ВИЧ/СПИД и возможных её последствий с точки зрения стратегии паразитизма, присущего именно ВИЧ. Статья осталась незамеченной научным сообществом.

В конечном итоге Лем вовсе оставил художественную литературу, с конца 1980-х занимаясь только публицистикой и малыми формами. Писатель объяснял это не только разочарованием в научно-фантастической литературе, но и тем, что его предсказания имеют свойство сбываться. Техногенный коллапс, уничтожение человека машиной, изощренный инфотеррор — лейтмотивы его поздних работ говорят сами за себя.

Многие читатели сочувствовали знаменитому фантасту и пытались убедить снова начать писать фантастические произведения. Но он довольно едко описал ситуацию: «Однажды я вполне откровенно написал одному пытавшемуся утешить меня австралийцу, что мне просто “пришлось ретироваться”, после того как я в течение нескольких лет исполнял роль миссионера в борделе, “пытаясь наставить падших женщин на путь истинный”». Кстати, ряд своих книг он вовсе не причислял к жанру фантастики. Он полагал, что эти произведения ближе к Вольтеру нежели к чему-то еще — это в чем-то напоминает реинкарнацию эпохи Просвещения.

В 90-х Лем в основном писал футурологические прогнозы в области технологий и культуры, многие из которых оказались абсолютно точными. Глубокие знания и системное мышление позволяли ему делать оценки явлений, нашедших через годы практическое подтверждение. Недаром Лема охотно цитировали в своих научных трудах многие серьезные ученые. Он сотрудничал с католическим еженедельником "Tygodnik Powszechy" (статьи "Мир, согласно Лему" были опубликованы в книге "Dziury w calym"), с ежемесячником "Odra", с польской версией журнала "PC Magazine" (статьи были опубликованы в двух книгах: "Tajemnica chinskiego pokoju" и "Bomba megabitowa").

В 2005 в интервью "Известиям" Лем сказал: "Наши попытки предсказать будущее напоминают попытки предвидеть развитие сложных шахматных партий. Причем шахматы, с которыми мы имеем дело, таковы, что игрок в любой момент может - вместо того, чтобы сделать следующий ход, - выхватить из кармана нож, палку или разбить доску о голову партнера, если по какой-либо причине он сочтет это нужным".

А затем Лем вообще перестал писать романы — расхотелось. Последняя книга Лема - сборник эссе "Okamgnienie" (Мгновение)вышла в 2000. К тому моменту он издал более 40 томов прозы и одно только администрирование всех этих трудов, особенно в мировом масштабе, занимало изрядно сил. И Лем ехидно добавлял, что отказываясь сочинять еще одну книгу, он просто заботиться о своих читателях.

Его книги можно условно разбить на две категории:

1. Серьезные романы и новеллы, написанные в традиционном жанре научной фантастики:

«Эдем» (1959 г.);
«Солярис» (1961 г.);
«Возвращение со звезд» (1961 г.);
«Непобедимый» (1964 г.);
«Рассказы о пилоте Пирксе» (1968 г.);
«Глас Господа» (1968 г.) и многие другие.

2. Гротескные работы, наполненные искрящимся живым юмором:

«Звездные дневники» (1957 г.);
«Рукопись, найденная в ванне» (1961 г.);
«Сказки роботов» (1964 г.);
«Кибериада» (1965 г.);
«Осмотр на месте» (1982 г.);
«Мир на Земле» (1987 г.) и т.д.

Иллюстрация к «Звёздным дневникам» С. Лема. И. Семёнов. 1955 г.

В определенный момент Лем практически перестал читать художественную литературу, чтобы успевать изучать новейшие труды по кибернетике, космонавтике, генетике и прочим революционным направлениям. Согласно написанному самим Лемом, на его творчество оказали большое влияние произведения следующих авторов:

Сол Беллоу (1915—2005), американский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе 1976 года.
Герберт Уэллс (1866—1946), английский писатель и публицист, родоначальник научно-фантастической литературы XX века.
Норберт Винер (1894—1964), американский философ и математик, родоначальник кибернетики.
Клод Элвуд Шеннон (1916—2001), один из создателей математической теории информации.
Жюль Верн (1828—1905), популярный французский писатель.
Уильям Олаф Стэплдон (1886—1950), английский философ и писатель-фантаст.

Сочинения же Достоевского произвели огромное впечатление на Лема еще в юности. Однажды на вопрос том, почему писатель так часто обращается к «Запискам из подполья», Станислав Лем ответил: «Господи, да ведь в этой книге, как чудовищные эмбрионы, запрятаны все «черные философии» XX века. Там вы найдете терзания всех этих многочисленных и разных Камю».

В своих письмах Лем раскрывает, что задумывал свои книги как поиск ответа в определенной задаче, решение сложной проблемы, просчитанной со всех сторон, — включая, конечно, и языковую. Количество неологизмов, придуманных писателем в процессе написания всей существующей на данный момент научной фантастики, превышает 9000. Впрочем, в основном этимология этих «неологизмов» очевидна и шаблонна. Также ввиду малой употребляемости вернее назвать данный словарь словарем окказионализмов. Отдельное спасибо нужно сказать переводчикам, которые сумели мастерски перевести термины с польского на русский, благо близость польского и русского языков способствовала. А вот при переводе на неславянские языки с гораздо более бедными или принципиально отличными формами словообразования возникали серьёзные проблемы. Поэтому вряд ли какой-нибудь американец или француз в полной мере сможет насладиться лемовским языком.

Альтруизин — вещество, ретранслирующее и усиливающие любые эмоции носителя. Приводит к немедленному счастью для всех людей даром, и никто не остаётся обиженным.
Бесильня — обитое войлоком пустое запертое помещение, где можно вдоволь вымещать злобу на всем, что попадется под руку.
Бледнотик — человек с точки зрения покоривших галактику разумных роботов, древнее, хлипкое и чуть менее, чем полностью вымершее существо («Кибериада»).
Богоид — кибернетический ангел, используемый для вентиляции помещения.
Бумба — бомба умиротворения и благочиния. Также переводится как блюмба — бомба любви к ближнему. Начиненный веществами предмет, подвигающий наглотавшихся оных веществ быдло на немедленное и безудержное проявление братства и взаимной любви («Футурологический конгресс»).
Двукотан соды — вещество, получаемое при соединении натрия с котом.
Детомёт — девайс, при массированном применении гробящий на корню живительные идеи УВЛ и экономику государства-неудачника («Кибериада»).
Диглатор — фантастический гигантский человекоподобный робот («большеход»), управляемый находящимся внутри человеком («Фиаско»).
Лживотные — синтетические животные, результат эмбрионального конструирования.
Масконы (пуантогены) — вещества контролируемого воздействия, предназначенные для формирования у быдла любой необходимой хозяину картины мира. Матрица сосет и причмокивает («Футурологический конгресс»).
Постымент (Постыдный монумент) — памятник бесславия, воздвигаемый в честь величайших национальных антигероев из специальных эластичных материалов, способных деформироваться под ударами, а затем восстанавливать прежнюю форму. Вместо вечного огня предусмотрены плевательницы.

фотография, сделанная возле Храма Гроба Господня в Иерусалиме

Сепульки — важный элемент цивилизации ардритов с планеты Энтеропия. Очень похожи на муркви, а своей цветовой гаммой напоминают мягкие пчмы. Для получения полной и подробной информации в максимальном объёме имеется отдельная статья («Звёздные дневники Ийона Тихого»). Таинственные sepulki (точная этимология неизвестна) появляются в «Путешествии четырнадцатом» из серии «Звёздные дневники Ийона Тихого», а также в романе «Осмотр на месте».

картина Татьяны Шуляк «Сепульки»

В обществе любителей фантастики слово «сепульки», думаю, имеет особое значение, понятное только знатокам предмета. Сепульки появляются и в разговорной речи: так называют слова, для которых нет точного и полного определения (найдено на одном из форумов: «Это сепульки какие-то»).

робот по имени Сепулька. Политехнический музей (Москва), отдел робототехники

Триплет (квадруплет, квинтуплет) — секретный агент, вербованный и перевербованный три, четыре и пять раз соответственно. Это вам не дважды еврей Советского Союза.
Фуриазол — вещество, нейтрализующее действие альтруизина и двуодури благотворина, пробуждающее здоровую мизантропию, НЕНАВИСТЬ и желание убивать. В Советской России альтруизин нейтрализует фуриазол зарегистрирован под торговой маркой «Озверин».
Шкурдль — Штрафной Курдль. Мертвый выпотрошенный курдль на галерной тяге нарушителей закона. Просто ходит по окрестностям, без особой цели. Соответственно, бригада штрафников, потеющая на таком «скелете» — шкурбат.
Экстелопедия — энциклопедия, которую может редактировать каждый.
Экстелопе́дия Вестранда (польск. Ekstelopedia Vestranda), сокращение от Экстраполяционная Телеономическая Энциклопедия Вестранда) — описанная Станиславом Лемом в одноимённом фантастическом рассказе из сборника «Мнимая величина» (1973) вымышленная энциклопедия.
В отличие от традиционных энциклопедий, не успевающих за ускоряющимся развитием земной цивилизации, состоит из статей о будущих событиях и явлениях, сгенерированных компьютером с помощью определённых футурологических методик. В рассказе предшественником Экстелопедии названа Дельфиклопедия — энциклопедия прогнозов, составленная по методу Дельфи [Дельфийский метод был разработан в 1950—1960 годы в США для прогнозирования влияния будущих научных разработок на методы ведения войны (разработан корпорацией RAND, авторами считаются Olaf Helmer, Norman Dalkey, и Nicholas Rescher). Имя заимствовано от Дельфийского Оракула].
Другое свойство Экстелопедии, позволяющее проводить аналогии между ней и Википедией — способность корректировать свои статьи в реальном времени.
«Если при чтении слова вдруг начнут прыгать у Вас перед глазами, а буквы — подрагивать и разбегаться, следует прервать чтение на 10-12 секунд, протереть очки, проверить состояние Вашего гардероба и так далее, и затем читать СНОВА, с самого начала, а НЕ ТОЛЬКО с того места, на котором Вы остановились, поскольку указанное ПОДРАГИВАНИЕ означает не что иное, как совершающуюся на Ваших глазах коррекцию НЕДОЧЁТОВ».
Популярная русскоязычная онлайн энциклопедия фантастики носит наименование «Экстелопедия фэнтези и научной фантастики».
Преподаватель иврита в Еврейском университете в Иерусалиме Михаэль Рыжик сравнивает описанный в рассказе Лема крайне лаконичный и насыщенный смыслами метаязык с языком, на котором написан Талмуд. (из Википедии)

Лему не всегда везло с переводами, как отмечал сам писатель, некоторое языки для этого вообще плохо подходят. Несмотря на близость польского и русского, в СССР его книги страдали не только из-за цензуры, вынимающей порой целые главы, но и из-за огрехов переводчиков: так, в оригинале «Солярис» было женским именем, а на русском стало мужским. «Игры» этого существа выглядят по-разному, если воспринимать его как женщину или как мужчину», — пишут Прашкевич и Борисов, и с ними сложно не согласиться. Адекватный перевод Лема усложняется тем, что, например, для своих «Сказок роботов» и «Кибериады» он синтезировал особый язык, берущий черты из псевдостаропольской речи героев Генрика Сенкевича и обороты трехвековой выдержки из книг Яна Пасека. Поверх этой архаичной картины Лем щедро разбрасывал немыслимое количество неологизмов, делающих текст по-барочному изощренным: «киберсерки», «электрыцари», «танконы», «мывь», «мусороздание» и даже «общекотовичарохристофорная хрящетворобка» — неполный список придуманных Лемом слов растянулся в справочном аппарате его ЖЗЛ на без малого двадцать страниц, читающихся как отдельная увлекательная книга.

В 1996 году Станислав Лем стал кавалером польского Ордена Белого орла, а в 1997 году - почётным жителем Кракова.

Станислав Лем с женой и внучкой Аней на прогулке. 2005 г.

Станислав Лем, Краков, 30.10.2005

В последние годы жизни Станислав Лем часто общался во сне с великими историческими личностями, учеными, политическими лидерами и философами. Сын писателя вспоминал, как отец по утрам пересказывал ему содержание бесед с Ангелой Меркель, Иосифом Сталиным, Максом Планком и Владимиром Путиным. В XXI веке писатель окончательно разуверился в человечестве:

"Миром правят идиоты или безумцы", - «Przeglad», Польша, 2005.
"У каждой технологии есть свой аверс и свой реверс: иными словами, ее можно использовать совершенно по-разному. Риск, сопутствующий внедрению новых технологий, действительно, очень серьезен и, вероятно, неизбежен. Однако, я бы сказал, что куда большие угрозы дремлют в нас самих: человек имеет болезненную склонность к использованию технологических достижений против самого себя. Неслучайно, что множество открытий было совершено для нужд гонки вооружений. Когда-то я сравнил современного человека с хищной обезьяной, которой вложили в руку бритву. Это сравнение нисколько не утратило своей актуальности, разве что обезьяна сделалась еще более алчной", - пресс-конференция РИА Новости, 2006.
"Мы живем в эру разнузданного потребительства. На место существовавшей некогда дилеммы 'иметь или быть' встал императив 'ПОКУПАТЬ'. Проблема в том, что массы потребителей растут лавинообразно, в то время как природные ресурсы нашей планеты все более сокращаются. Это хорошо видно на примере нефти, являющейся главной причиной многих современных вооруженных конфликтов. Наша ненасытность ведет к нарушению равновесия в биосфере. Из-за парникового эффекта климат становится все более непредсказуемым. Углубляются экономические и социальные контрасты. Хороший пример тому - достижения современной медицины, доступные лишь элитарной группе избранных богачей. Столкновение моих идеалистических футурологических фантазий с действительностью оказалось болезненным разочарованием. Мне удалось более-менее предсказать нынешнее состояние технологии, которой обладает человек. Проблема в том, что я считал, что мы будем ее использовать совсем в других целях. У меня была иллюзия, что мы будем руководствоваться утилитарными и эстетическими соображениями, а не только приземленной жаждой прибыли", - пресс-конференция РИА Новости, 2006.

В противовес Станислав Лем предлагает нам лекарство от нарушения равновесия. Кто знает, может, и тут наставление потомкам окажется судьбоносным: «Для личного пользования я создал собственный минималистический этический кодекс: я просто стараюсь вести себя прилично и не быть ни для кого свиньей. А высшей этической инстанцией я считаю разум: мы должны руководствоваться прежде всего его голосом».

С 2001 года Лем опубликовал в печатных изданиях порядка 500 статей, в которых анализировал политические события в мире: войну в Ираке, появление Евросоюза. Вступление Польши в ЕС и НАТО Лем воспринял как нормальную неизбежность, потому что страна и по территории, и по населению не так уж велика, чтобы занимать независимое положение. Впрочем, в последние годы польскому народу доставалось от него за все возрастающую бездуховность, погоню за наживой и отупевание (едва ли не единственным лучиком духовного света в современной Польше Лем, кстати, считал искреннюю поддержку большинством поляков украинского «оранжевого» порыва к свободе). Зато он считал оправданным террор чеченских сепаратистов против мирного населения Российской Федерации: "Ничего не могу с собой поделать, но я всей душой на стороне чеченцев, хотя, естественно, понимаю горе семей, которые оплакивали своих близких, оказавшихся в числе заложников. Слабые иногда имеют право прибегать к средствам, которые не предусмотрены международными конвенциями."

В 2004 году представители японской фирмы "Конами" попросили Лема написать вступительную статью к очередной части компьютерной игры "Metal Gear Solid" "имея при этом в виду мои воспоминания о временах "холодной войны". Я подготовил для них текст, страниц примерно на пятнадцать, посвященный прежде всего моим поездкам в Советский Союз в шестидесятые годы. Я тогда познакомился со многими необычными людьми (в том числе с советскими лауреатами Нобелевской премии и космонавтами) и стал участником нескольких невероятных приключений, вполне достойных того, чтобы стать сюжетами фильмов о шпионах".

Надгробие С. Лема на Сальваторском кладбище

На 85-м году жизни, после продолжительной болезни сердца, Станислав Лем умер 27 марта 2006 г. Писатель не хотел бессмертия и напрямую говорил об этом, но очень бережно относился ко времени. «Для меня нет ничего дороже времени» - говорил он. Похоронен писатель на Сальваторском кладбище в Кракове. Церемония была скромной, и почему-то никто из представителей тогдашней польской власти не почтил ее своим присутствием. На кладбище в день похорон присутствовали только семья Лема, его друзья и лишь несколько поклонников его таланта...

Кстати, незадолго до смерти писателя украинские журналисты поинтересовались у него: «Почему вы так ни разу и не приехали в столь любимый вами Львов, которому даже посвятили книгу-автобиографию «Высокий Замок»? «Львов для меня — как первая любовь, к которой не возвращаются, но всю жизнь вспоминают!» — признался им фантаст.

Книги Станислава Лема переведены более чем на 40 иностранный языков, некоторые романы экранизированы, а в мире продано более 30 миллионов экземпляров его произведений.

Экранизации

«Необитаемая планета» (Bezludna planeta). Польша, 1962
«Друг» (Przyjaciel). Польша, 1963
«Икар-1» (Ikarie XB-1). Чехословакия, 1963
«Чёрная комната профессора Тарантоги». (Czarna komnata profesora Tarantogi). Польша, 1964
«Верный робот». СССР, 1965
«Профессор Зазуль». (Profesor Zazul). Польша, 1965
«Тридцатиминутный театр». (Thirty-Minute Theatre). Великобритания, 1965
«Верный робот». Чехословакия, 1967
«Испытание». СССР, 1968
«Безмолвная звезда» (Der Schweigende Stern). 1959, режиссёр Курт Метциг — по роману «Астронавты»
«Слоеный пирог» (Przekładaniec). Телевизионный фильм, Польша, 1968, режиссёр Анджей Вайда)
«Солярис». Телеспектакль, СССР, 1968, режиссёр Б. Ниренбург)
«Солярис». СССР, 1972, режиссёр Андрей Тарковский
«Следствие» (Śledztwo). Польша, 1973, режиссёр Марек Пестрак (Marek Piestrak)
«Дознание пилота Пиркса» (Test pilota Pirxa). Польша, 1978, режиссёр Марек Пестрак
«Больница Преображения» (Szpital przemienienia). 1979, режиссёр Эдвард Зебровски
«Из звёздных приключений Иона Тихого». Мультфильм, Баку, 1985
«Возвращение со звёзд». Телепостановка, СССР, 1990 ТВ "Ленинград", 6 серий
«Следствие» (Śledztwo). Телеспектакль, Польша, 1997, режиссёр Вальдемар Кшистек (Waldemar Krzystek) — по роману «Следствие»
«Солярис» (Solaris). США, 2002, режиссёр Стивен Содерберг
«Ийон Тихий: Космопилот» (Ijon Tichy: Raumpilot). Сериал, Германия, 2007.

"Широта охвата творчества Лема — вселенская. Буквально. В активе у дедушки есть и космические сказочки, и социально-инженерные антиутопии, и альтернативное настоящее и мутное будущее, и близкий (прямо вот сразу, завтра, за углом) мир, погружённый в наркоманский дурман, и героические покорители Вселенной Победившего Человечества, и многое, многое другое. При этом все произведения наполнены уж если не прямо Глубоким Смыслом, то как минимум богатой почвой для самостоятельных мыслительных процессов, тем самым способствуя борьбе с Вселенской Мозговой Чумой и развитию какого-никакого, но самостоятельного шевеления извилиной.

К сожалению, наследники у Лема оказались злостными копирастами. При жизни автора его произведения свободно лежали по всем интернетам, неся читателям Просветление и Лулзы, а автору — почёт, уважение и творческое бессмертие. После его смерти же сдерживать копирастический зуд дельцов от чужого гения стало некому, в результате сейчас великие произведения пылятся и забываются в недрах запасников. Тем не менее, многое всё же можно найти, например, на Флибусте или Литмире". (как ни странно, ЛуркЪ)

Бюст Станислава Лема в Кельце, Польша

Также в честь фантаста был назван астероид (3836) Лем, открытый 22 сентября 1979 года астрономом Николаем Черных в КрАО.

Десять пожеланий Станислава Лема на новое (третье) тысячелетие

Чтобы каждый мог иметь на голове за ухом кнопку, нажатие которой обеспечивало бы наступление великолепной погоды до самого горизонта. К сожалению, если две особы, пребывающие в одной и той же местности, будут иметь разные представления о том, какой должна быть великолепная погода, это может привести к непредсказуемым последствиям, например, в виде смерча.
Чтобы было изобретено абсолютно бескалорийное средство, которое каждому было бы по вкусу. После поедания пирожных, печенья, тортов, зельца, изготовленных из этого средства, тучные особы будут худеть, так как оно будет высасывать из них калории.
Чтобы все компьютеры в мире перестали зависать, а зависшим грозила отправка в лом за счет производителя.
Чтобы можно было клонировать (при помощи очень дешевой и повсеместно доступной аппаратуры) до точных копий нелюбимых особ и наслаждаться мучением таких копий. Примечание: копию можно избивать, но дать сдачи она не сможет.
Чтобы можно было любить, жениться, выходить замуж, разводиться, и все это только виртуально. При этом должен быть обеспечен легкий доступ к выключателю виртуальности.
Чтобы можно было за считанные гроши приобрести в любой аптеке такие таблетки, после проглатывания которых любая неприятность начнет доставлять огромное удовольствие, но без конвульсий от восторга.
Чтобы было внедрено устройство, которое освободит программы телевидения во всем мире от рекламы.
Чтобы было иначе, чем есть сейчас, но не хуже.
Чтобы каждого оставили в покое.
Если этого недостаточно, то чтобы можно было упиться.

И напоследок, в качестве бонуса, цитаты Станислава Лема о человеке и его месте в будущем.

Как известно, ничто не стареет так быстро, как будущее (цитата из сборника эссе Станислава Лема «Сумма технологии», 1964 год).
Мечта, если дать ей волю, всегда одолеет реальность (цитата из романа Станислава Лема «Футурологический конгресс», 1971 год).
Не всё и не везде существует для нас (цитата из романа Станислава Лема «Непобедимый», 1964 год).
Сколько жутких загадок, чуждых человеческому пониманию, таит ещё космос? Неужели мы всюду должны являться, неся всеуничтожающую силу на своих кораблях, чтобы вдребезги расколотить всё, что противоречит нашим понятиям? (цитата из романа Станислава Лема «Непобедимый», 1964, слова Рохана).
Мы не ищем никого, кроме человека. Нам не нужны другие миры. Нам нужно наше отражение. Мы не знаем, что делать с другими мирами (цитата из романа Станислава Лема «Солярис», 1961, слова Снаута).
Должен вам сказать, что мы вовсе не хотим завоевывать космос. Мы хотим расширить Землю до его границ (цитата из романа Станислава Лема «Солярис», 1961, слова Снаута).
Человек отправился познавать иные миры, иные цивилизации, не познав до конца собственных тайников, закоулков, колодцев, забаррикадированных тёмных дверей (цитата из романа Станислава Лема «Солярис», 1961, слова Криса Кельвина).
Но ведь отчаявшийся бог — это же человек… (цитата из романа Станислава Лема «Солярис», 1961, слова Снаута).
Человек в состоянии овладеть только тем, что может понять, а понять он может только то, что выражено словами. Не выраженное словами ему недоступно (цитата из романа Станислава Лема «Футурологический конгресс», 1971 год).
Мы банальны, мы трава вселенной – и гордимся своей банальностью (цитата из романа Станислава Лема «Солярис», 1961 год).
Каждый из нас знает, что он — существо материальное, подчиняющееся законам физиологии и физики, и что, даже собрав воедино силы всех наших чувств, мы не можем бороться с этими законами, можем лишь их ненавидеть (цитата из романа Станислава Лема «Солярис», 1961 год).
Я верую, и если вера моя не напрасна, Тот, в Кого я верую, знает об этом и без моих деклараций (цитата из цикла Станислава Лема «Звёздные дневники Ийона Тихого», Путешествие двадцать первое, 1971 год).
Мы ликвидировали ад страстей, и тогда оказалось, что вместе с ним исчез и рай. Всё теперь тёпленькое (цитата из романа Станислава Лема «Возвращение со звёзд», 1961 год).
Всякая информация предполагает наличие адресата. «Информации вообще» не существует (цитата из сборника эссе Станислава Лема «Сумма технологии», 1964 год).
Познание необратимо, и нет возврата в сумрак блаженного неведения (цитата из романа Станислава Лема «Глас Господа», 1968 год).
Впрочем, людям всегда плохо. Тот, кто ищет покоя, тишины, благодати, найдёт всё это на кладбище, а не в жизни (цитата из романа Станислава Лема «Больница преображения», 1955 год).
Поэт — такой человек, который умеет красиво быть несчастным (цитата из романа Станислава Лема «Больница преображения», 1955 год).
Я опасался, что в присутствии благородства вы захотите навести тут порядок, что в переводе на язык практики означало бы террор (цитата из романа Станислава Лема «Эдем», 1959 год).
Общество, не имея возможности сконцентрировать сопротивление, направить враждебные чувства на конкретную особу, становится в какой-то мере морально разоруженным (цитата из романа Станислава Лема «Эдем», 1959 год).
Каждому хочется совершать зло, побыть хоть немного мерзавцем и извергом, оставаясь, однако ж, великодушным и благородным — прямо-таки бесподобным (цитата из романа Станислава Лема «Футурологический конгресс», 1971 год).
Мы увидели столько, сколько смогли увидеть слепые (цитата из романа Станислава Лема «Эдем», 1959 год).
Как вы можете понять океан, если не в состоянии понять друг друга? (цитата из романа Станислава Лема «Солярис», 1961, слова Вейбека).
Если так вот лежать часами в ночи, то мыслями можно уйти очень далеко, в очень странном направлении, знаешь... (цитата из романа Станислава Лема «Солярис», 1961, слова Хари).
Многие считают философствование скучным занятием бездельников. Но для того, чтобы увлечься философией, следует быть очарованным ею, следует научиться получать пользу для себя из этого занятия. Тяга к философствованию должна быть бурно-страстной. Те, кому такие чувства незнакомы, конечно, разочаруются в моих произведения...