О жизни Гната Хоткевича можно написать роман. Родившись в Харькове, он, «східняк» (т.е. «житель востока»), прославлял в своих произведениях Гуцульщину; основал несколько уникальных театральных трупп, актерами в которых были железнодорожники и неграмотные крестьяне; профессионально играл на бандуре и даже выпустил учебник по искусству игры на этом инструменте. Несмотря на постоянную занятость, никогда не был богатым. Из-за этого его дважды бросали жены, оставляя на воспитание мужа детей. Личное счастье Хоткевич нашел в преклонном возрасте, но насладиться им в полной мере не успел - наступил период репрессий 30-х годов...
Хоткевич родился ровно 140 лет назад, в канун Нового года, 31 декабря 1877 года (по новому стилю: 12 января 1878), в Харькове, в семье повара и служанки. Семья купца, у которого служили родители будущего писателя, каждое лето выезжала в село Дергачи, забирая с собой Хоткевичей. Там маленький Игнат как-то познакомился со «слепым дядькою Павлом», который и научил мальчика играть на бандуре - с тех пор Хоткевич никогда не расставался с этим инструментом.
 |
| Гнат Хоткевич в студенческом спектакле 1899 г. |
 |
| Выступление кобзарей на XII Археологическом концерте |
После окончания университета молодой инженер устроился в технический отдел Харьковско-Николаевской железной дороги, где разработал собственный проект дизельного поезда (1901), на много лет раньше американского аналога, но даже там не смог остаться в стороне от культурной жизни: организовал первый в Украине рабочий театр, в который входили работники железной дороги и который в течение трёх лет дал более пятидесяти спектаклей, преимущественно украинской классики а так же собственных пьес Хоткевича, а так же издал свою первую книгу «Поэзия в прозе».
Увлечение музыкой свело молодого писателя с дочерью запорожского купца Екатериной Рубанович. Девушка была музыкально одаренной, поэтому общие интересы со временем поспособствовали браку молодых людей. Писатель продолжал работать на железной дороге: работа не приносила значительной прибыли, но занимала немного времени и давала возможность заниматься творчеством.
В 1905 г., во время первой революции, благодаря популярности среди рабочих железной дороги, Гната избрали председателем стачечного комитета и отправили делегатом в Москву. Вернувшись в Харьков, Хоткевич оказался в «черных списках», и, опасаясь ареста, в январе 1906 г. вынужден был эмигрировать в Галичину (по его собственным словам, «то ли благодаря царскому правительству, то ли благодаря революции 1905 года. Пожалуй, благодаря комбинации этих факторов»), входившую тогда в состав Австро-Венгерской империи. Рабочие-железнодорожники тайно провезли его до границы, пересечь которую помогли связи Леси Украинки, с которой Хоткевич дружил. Так художник с женой и двумя детьми оказался во Львове. Здесь писатель-кобзарь давал концерты, быстро сблизился с интеллигенцией. Поначалу «Галилея» не произвела на своего гостя и нового обитателя приятного впечатления. Сплошное село с редкими грязными городками, общество какое-то консервативное… Но коварная провинция только ждала момента, чтобы обернуться другой стороной. Заскучав в чопорном Львове, Хоткевич попросил у известного этнографа Владимира Гнатюка совета, куда бы поехать на лето. Тот, не долго думая, ответил, что вот уже много лет ездит в Крыворивню на Гуцульщине, лучше ничего посоветовать не может. По совету новых знакомых Хоткевич поехал на Гуцульщину, в село Криворивню, которая в то время была излюбленным местом отдыха западноукраинской интеллигенции и ее восточноукраинских гостей, здесь бывали Франко, Леся Украинка, Труш, Коцюбинский, и просто-таки влюбился в этот край: «Как я открыл рот от удивления, так с разинутым ртом и ходил все те шесть лет», - вспоминал позже писатель. Его удивляли Карпаты, неожиданные для харьковчанина гуцульские обычаи и язык - «гуцульська бесіда» - «свежий родник из-под самого праславянского корня». Он так вдохновился этим краем, что написал на местном диалекте романтическую повесть из гуцульской жизни «Каменная душа» (укр. Камінна душа, 1911), пьесу о Довбуше и большой роман о нем же, серию рассказов «Горные акварели» (укр. Гірські акварелі, 1914) и «Гуцульские картинки» (укр. Гуцульські образки, впервые напечатаны в 1931 г.). Сблизившись с местными жителями, Хоткевич создал уникальное явление - Гуцульский народный театр. Подавляющее большинство «актеров» были неграмотными крестьянами и изучали роли на слух, но играли настолько убедительно, что со временем их стали приглашать на гастроли в Буковину, Галичину и даже в Польшу. Дело было только за репертуаром, который будущий режиссер представлял себе исключительно на «гуцульской бесиде». Но вот беда – репертуара такого не было. Существовали какие-то пьесы из гуцульской жизни, но для сцены более-менее подходила лишь одна, да и та на польском языке (Корженевский, «Karpatccy goraly»). Хоткевича озарила идея перевести ее на гуцульский, с чем он и обратился к уже упомянутому Гнатюку. Тот, будучи человеком, испорченным западным влиянием, только руками замахал – я, мол, двенадцать лет изучая Гуцульщину, и помыслить не могу отважиться на такое. Тогда рискнул сам Хоткевич, по его же словам – и получилась первая его гуцульская пьеса «Антон Ревизорчук». Но Гнатюк – это в некоторой степени представитель «разлагающегося Запада», а мы же можем работать по-ударному. И там, где западному человеку нужно двенадцать лет, мы можем, не учившись, раз, раз и готово, в 115 раз лучше». Ей-Богу, так писал Хоткевич в начале 30-х. Впрочем, Гнатюк результат похвалил. Увлекалась этим театром и Мария Заньковецкая - говорят, на его развитие она отдавала едва ли не все свои сбережения. Параллельно Хоткевич выступал со скрипичными концертами и концертами украинских народных песен в сопровождении бандуры и даже написал первый учебник по игре на бандуре.
Постепенно увеличивался репертуар, появились уже вполне оригинальные гуцульские пьесы Хоткевича – «Довбуш», «Гуцульський рік», «Непросте», «Прахтикований жовнір».
«Гуцульський рік» - воссоздает некоторые традиционные обряды календарного цикла, а также похороны и свадьбу. Есть там один такой персонаж… всем сетующим на то, что в украинском языке не хватает резких выражений для передачи сильных отрицательных эмоций стоило бы познакомиться с репертуаром этой Парасочки. На протяжении половины пьесы (к середине она, ко всеобщей радости, умирает) Парасочка бранит мужа, падчерицу, работника, соседку, соседа, всех односельчан, ни разу при этом не повторяясь и для каждого оппонента поддерживая отдельную тематику и лексикон. К сожалению, тиражировать такое богатство трудно, это не бездумное повторение двух-трех избитых от частого употребления слов, а высокое творчество с сильным эмоциональным накалом. Впрочем, вот образцы:
- «А хороба би тє втєла лихенька на три кути, четвертий пень» - это к мужу.
- «Ти, мой, закукурічена! А калюхи би ті випали в суботу рано» - падчерице.
- «Смага би тє втєла навпопереки» - работнику.
- «Сука ошпарена» - о соседке.
- «А коли ж я матиму спокій спередь вас, дідьків, гнало би вами у смерічє та в берло?» - всем вместе.
«Непросте» - образец гуцульской демонологии. Лесные девушки, знахари, ведьмы, дидькы и главный дьявол Гаргон, прикованный цепями к скале на краю земли (когда люди живут согласно, цепи утяжеляются, когда враждуют – становятся легче), которого побеждает героиня пьесы Катерина, спасающая своего возлюбленного. Едва ли не самые запоминающиеся персонажи – супружеская чета. Он простоватый крестьянин, она – старшая ведьма. Живут, впрочем, довольно согласно, хотя иногда он и плачется «А ци має хто з вас жинку відьмов, от їк я? Ей, може не оден має, сарака, лиш не хоче си признати”.
«Прахтикований жовнір» - довольно известный интернациональный сюжет о солдате, который в награду за свое великодушие получает волшебные вещи и в итоге побеждает дьяволов, обретает богатство, женится на королеве, а потом еще и освобождает грешные души из ада.
Наверное, воспоминания о гуцульском театре были едва ли не самыми светлыми и радостными – так тепло описывал то время Хоткевич двадцать лет спустя, в Харькове. Во время репетиций, да и вне их случалась масса забавных происшествий. Вот, например, нашелся, казалось бы, идеальный исполнитель роли гуцульского героя Довбуша – некий Иван Гелета, по всеобщему убеждению, потомок Довбуша и весьма на него похож. Он и сам в этом уверен, а всех сомневающихся отсылает в Косов, где в ратуше висит фотография знаменитого опрышка, и там сличить (Довбуш жил в XVIII веке, но в Косове есть все, поэтому должна быть и фотография Довбуша). Предложение об участии в спектакле делается ему, конечно, непрямо – приличному человеку ничего прямо не предлагают, а всякими окольными путями. Похоже, что он готов согласиться, на репетициях у него все получается замечательно, по ходу дела он еще и рассказывает интереснейшие и ранее не записанные эпизоды жизни своего предка. Но на поступившее наконец прямое предложение после долгих раздумий отвечает нечто такое (я опущу подлинный гуцульский текст) – «Я с людьми советовался, и они сказали, что теперь лесов мало, а панычей много». Проще всего было расшифровать «панычей» - это полиция. Но и так фраза осталась загадочной и лишь случайно выяснилось – Гелета решил, что на самом деле собирается разбойничья банда, которой только атамана и не достает. Вот ему эту функцию и предлагают, а все эти штуки с театром, репетициями, декорациями – лишь маскировка, нельзя же средь бела дня открыто собирать шайку. Но старшие люди отсоветовали ему этим заниматься, леса повырублены, жандармов полно. Ну, а все остальные – люди молодые, не понимают, над какой пропастью танцуют, пусть их.
Случались, конечно, и менее забавные эпизоды, дело даже дошло до чего-то вроде судебного разбирательства. Театр нажил себе врага в лице красноильского священника-москвофила, произносившего обличительные проповеди, а после выдвинувшего обвинение в самом настоящем кощунстве. Повод был несколько деликатным, но, как выразился сам Хоткевич – пусть дамы не читают. Один из артистов справил малую нужду близ церковной ограды… Из этого раздули дело, в качестве судей пригласив войтов (старост) близлежащих сел и всех уважаемых хозяев, которым предварительно внушали, что нужно этот богопротивный театр разогнать. «Но нашлись среди этой публики люди, трезво смотрящие на вещи – как же разогнать людей, которые не буянят, не пьянствуют, не ругаются и за которыми ничего плохого не замечено». Наконец дошло до прямого разбирательства – если разгонять, то за что? Обвинение отвечало – за неуважение к власти и религии, словом, ко всему господствующему. «Тогда, - говорят более умеренные, - audiatur et altera pars” (Так и вжарили по-латински, ей-ей, не вру. Примечание Хоткевича) И бе суд, на котором производился текстологический анализ пьес (по бессмертному принципу – в любом порядочном и довольно длинном тексте можно найти обоснование какого угодно тезиса), а в качестве оправдательного аргумента кто-то из публики показал, что застал собачку одного из обвинителей на совершении такого же греха в том же месте… (И когда все окончилось полным нашим торжеством, один из войтов, самый добродушный, спрашивает меня – откуда я. Отвечаю – из Харькова. – А это далеко? –С тараюсь, насколько умею, объяснить. Войт качает головой и бросает фразу, смысл которой в том, что вот принесла вас нечистая сила с такой дали именно в наше село, не нашли себе другого места»...
Однако занятия Хоткевича не приносили денег - семья фактически жила в нищете. Не выдержав нищенской жизни в далёком селе, жена уехала к родителям в Москву, оставив мужа с детьми (в то время их было уже трое) на руках. «Соломенный вдовец» страдал недолго: он познакомился с замужней женщиной - начинающей писательницей Екатериной Банах-Гриневич. Впоследствии Хоткевич, решив, что опасность ареста миновала, вернулся на «великую Украину». Возлюбленная поехала за ним, но, родив сына Владимира, поступила, как и ее предшественница: оставила малыша мужу и свекрови, а сама вернулась во Львов. Поклонница таланта писательницы Ярослава Ваврисевич об этом эпизоде говорит коротко: «Музыкой ... очаровал ее Хоткевич настолько, что подалась к нему в Киев». (Во время Второй мировой войны Катря переехала в Германию, где и упокоилась).
Хоткевич же поселился в Киеве и активно включился в культурную жизнь, в частности, взялся за воплощение своей давней мечты: устроил гастроли гуцульского театра на Приднепровской Украине, даже успел организовать поездку со спектаклем в Москву. В то же время он продолжал концертировать с бандурой с сериями концертов «Вечер бандуры», а с февраля 1913 г. стал редактором литературного журнала «Вестник культуры и жизни». После начала Первой мировой войны его опять начали преследовать и в 1915 г. выслали за пределы Украины - в Воронеж, где он жил до революции 1917 г. После революции писатель вернулся в Украину.
К советской власти в Украине Хоткевич сначала отнесся с недоверием, но с 1920 года активно подключился к литературно-художественной жизни. Казалось бы: наконец-то можно спокойно вернуться на родину и работать, не опасаясь преследований. Тем более что из изгнания Хоткевич вернулся со значительным заделом. Он сразу издал первый том «Истории Украины», завершил и опубликовал тетралогию «Богдан Хмельницкий» и многие другие произведения. В двадцатых годах взялся за тетралогию о жизни Тараса Шевченко под названием «В семье гениев», написал биографическое исследование «Григорий Саввич Сковорода» (1920), работал над переводами Шекспира, Мольера, Шиллера, Гюго и исследованиями на тему театра, изучал украинские народные инструменты («Музыкальные инструменты украинского народа» (1930)). Работая преподавателем литературы в Харьковском техникуме, параллельно читал лекции о кобзарях и бандуристах, вел класс бандуры в Харьковском музыкально-драматическом институте, организовал рабочий хор и инструментальный ансамбль в одном из прилегающих к Харькову сёл. Кроме этого, редактировал литературно-общественный еженедельник «Гасло» («Лозунг») - остается только удивляться, как писатель всё это успевал!
В 1920—1928 годах преподавал украинский язык и литературу в Деркачёвском зоотехникуме. В 1926—1932 годах Хоткевич преподавал в Харьковском музыкально-драматическом институте, где вёл класс бандуры. В 1927 году Хоткевич основал Полтавскую капеллу бандуристов, для которой создал впечатляющий репертуар. Коллектив под его руководством (1928-1932 гг.) достиг такого успеха, что его удостоили чести быть первым советским коллективом, получившим контракт на гастроли по Северной Америке.
В техникуме 43-летний Хоткевич познакомился с 20-летней студенткой Платонидой Скрипко и впоследствии они поженились. Только через 10 лет, в возрасте 53 лет, писателю удалось приобрести дом для семьи: на жилье он потратил аванс, полученный за восьмитомник своих произведений. Там и родилась его младшая дочь Галина вдобавок к старшенькому Богдану. К сожалению, Хоткевичу не удалось дожить в семейном уюте: на его шее понемногу начала затягиваться удавка «репрессий 30-х годов».
| Хоткевич в роли Кирика, "Назар Стодоля" (1936) |
Затравленный и униженный, Хоткевич решился написать письмо президенту Академии наук, а затем и самому отцу всех народов Сталину, с просьбой выделить пенсию. "Как мне дальше жить? Меня лишили работы и хлебных карточек. Мы голодаем. Я могу купить только одну кружку фасоли в день, из которой варим на всех юшку... На двух детей имеем только одну пару сапог, а им же надо ходить в школу... У нас нечем топить. Вода в хате замерзает..." Эта просьбу рассмотрели, но не успели выполнить: параллельно поступил приказ об аресте Хоткевича. Через 3 месяца допросов 60-летний писатель «признался» в том, что является немецким шпионом. Особой тройкой УНКВД по Харьковской области от 29 сентября 1938 г. он был приговорён к расстрелу за «участие в контрреволюционной организации», а 8 октября 1938 г. его расстреляли. При этом советские органы ложно заявили, что он не казнен, а только отправлен в Сибирь на 10 лет без права переписки. 24 апреля 1956 г. военный трибунал Киевского военного округа постановление «особой тройки» в деле Хоткевича отменил за отсутствием в его действиях состава преступления. 11 мая 1956 г. Хоткевич реабилитирован посмертно. После реабилитации изданы «Сочинения в двух томах» (1966).
В том же году сына Богдана исключили из школы за то, что отказался вступать в комсомол (впоследствии ему дали 15 лет лагерей). Жена Хоткевича, Платонида Владимировна разделила судьбу тысяч и тысяч украинских жен и матерей. Вместе с немецкими частями продвигалась на Запад - сначала в Румынию, затем - в Польшу. В Венгрии во время бомбардировки железнодорожной станции она потеряла пятнадцатилетнюю дочь и уже к концу своей жизни не встречалась с ней. Попав в Чехословакии, много месяцев была без работы, бедствовала. Жила в Праге в семье профессора Дмитрия Антоновича, приятеля Хоткевича со студенческих лет, помогала по хозяйству и ухаживала за больным профессором. 19 апреля контрразведка "Смерш" Центральной группы войск арестовала и отправила ее в Киев, где 22 октября 1946 Военный трибунал войск НКВД приговорил ее к 10 годам лишения свободы. Платонида Хоткевич отбывала ссылку в лагерях Свердловской и Кировской областей, в Караганде. Позже, после возвращения в Украину, жила в Криворивне, где работала в доме-музее Ивана Франко. Только младшей дочери Галине удалось уйти от коммунистического рая за границу: во время войны она была вывезена в Германию, затем вместе с другими перемещёнными лицами оказалась в Марокко, где долгое время была прихожанкой и певчей православной церкви Воскресения Христова в Рабате. С начала 1970-х проживала в городе Гренобль (Франция), где и скончалась 26 февраля 2010 г. Была женой священника Украинской Автокефальной Православной Церкви во Франции в. Александра Козакевича, бывшего харьковчанина. Дочь Оля переехала в Венесуэлу. Сын Евгений утонул, нелегально пересекая советско-иранскую границу. На родине остался лишь один его сын от первой жены, Владимир, который в 1966-75 стал ректором Харьковского университета - силы этой талантливой семьи оказались неисчерпаемы.
     |
| Комната-музей Гната Хоткевича. Харьковская область, пос. Высокое, ул. Горького, 10. |
Комментариев нет :
Отправить комментарий